Внутренние районы Китая в контексте его региональной стратегии

Статья посвящена одному из важных, но малоисследованных в России вопросов реализации региональной стратегии Китая — развития внутренних районов страны в рамках политики «подъема центральной части» — чжунбу цзеци.

Ключевые слова: внутренние и приморские районы, региональная стратегия, региональн ая политика дореформеного периода, рыночная трансформация региональной экономики

V.Velichko. Inland regions of China in the Framework of Its Regional Strategy

The paper is devoted to one of the important issues of the Chinese regional strategy: the development of inland regions of the country being carried out in a framework of the «central area «s upturn» — zhongbu jieqi.

Key words: inland and coastal regions, regional strategy, pre-reform regional policy, market transformation of regional economy

Внутренние районы (в соответствии с официальными документами именуются «центральной частью» — чжунбу), как и некоторые другие районы Китая, вошли в число ключевых объектов регионального управления на макроуровне. В последнее время становится все более очевидным, что политика по отношению к ним приобретает черты части региональной стратегии государства.

В докладе на мартовской (2004 года) сессии ВСНП китайский премьер Вень Цзябао впервые упомянул о необходимости «подъема центральной части», то есть внутренних (в отличие от приморских) районов, а в марте 2006 года эта задача была упомянута в резолюции сессии ВСНП «О б одиннадцатом пятилетнем плане» и в некоторых других документах КПК и Госсовета Китая, касающихся региональной стратегии в период действия одиннадцатой пятилетки (2006-2010 гг.).

В первой половине 2010 года китайское руководство подтвердило свои обязательства в отношении продолжения государственной политики «подъема центральной части». Как один из практических шагов ее имплементации можно рассматривать обнародованные 31 августа 2010 г. «Руководящие указания» Государственного Совета Китая относительно перемещения производства во внутренние районы. В документе подчеркивается важность передислокации производства во внутренние районы для того, чтобы сохранять конкурентоспособность материального производства и приблизить индустрию в преимущественно аграрные районы, обеспечивая повышение занятости, прежде всего, в высокотехнологичном секторе.

Из ряда установленных документом преимуществ и стимулов переноса производства из приморских во внутренние районы следует, что китайское руководство озабочено не только углублением разрыва в развитии внутренних и приморских районов. Правительство Китая занято также разрешением проблемы дальнейшего развития приморских районов, потенциалу развития которых не содействуют рост заработной платы и цена аренды земли, социальные противоречия, вызванные увеличением разрыва в доходах разных слоев местного населения, и экологические конфликты, вызванные растущи м давлением индустрии на хрупкий природно-экологический баланс Приморья.

Таким образом, внутренние районы на новом витке региональной политики Китая в конце первого десятилетия 21-го в., вернулись, впервые после 1960-70-х гг., в число территорий приоритетного развития и ныне рассматривается как стратегическая цель одного порядка c наиболее важными приморскими районами.

Региональная стратегия Китая в целом и в отношении внутренних районов в частности, составляет предмет ряда изысканий таких научных коллективов как Центр социально-экономических исследований Института Дальнего Востока, прежде всего А.В.Островского, Л.И.Кондрашовой, З.А. Муромцевой и Н.В.Корнейчук.

В тоже время, следует признать, что вопросы эволюции региональной стратегии в отношении внутренних районов, особенно с учетом относительно недавних крупных сдвигов в их развитии еще не получили должного научного анализа и обобщения.

В последнее время указанные вопросы находятся в центре внимания таких известных коллективов и китайских ученых, в частности Академии общественных наук КНР (Вей Хоукай, Чень Яо), Нанькайского (Ху Аньсень, Хао Шоуи), Пекинского (Сюе Лин), Народного (Чень Сюшань) университетов, а также Исследовательского центра при Госсовете КНР (Чжан Цзюнько).

Лейтмотивом китайских публикаций о внутренних районах выступает превращение их не только и не столько в базы общепромышленного и оборонного производства, сколько в продовольственную и энергетическую базу. Речь идет также о необходимости организации в этом регионе разработки и производства передовых образцов и серий современного оборудования и высокотехнологичных товаров на экспорт.

В отечественной же науке данные вопросы пока еще пребывают вне поля зрения известных автору исследований по региональной стратегии и политике Китая.

В настоящее время, включенные в состав внутренних районов шесть провинций (Шаньси, Хенань, Хубей, Аньхой, Хунань и Цзянси), в совокупности занимают площадь 1,033 млн.кв.км, что составляет 10,7% общекитайского показателя, а население — 351,7 млн.чел., или 1/4 населения Китая [1, С.81 — 82 ]. В описании районов часто подчеркивается их исключительно выгодное экономико-географическое положение и важная роль транспортного узла на стыке между приморскими и западными районами КНР.

Однако повышенное внимание Пекина к развитию внутренних районов также можно объяснить их выраженным хроническим отставанием. В течение 1990-х годов и в начал е 21-го в. экономика внутренних районов по сравнению с другими, прежде всего приморскими, развивалась замедленными темпами. Так, в 1990 г. ВВП районов составлял 23% общекитайского показателя, а в 2003 г. — всего 19%. Совокупный ВВП внутренних районов на душу населения составлял в 1990 г. 88% общекитайского показателя, а в 2004 г. — лишь 75% [2, С.201]. Не менее отчетливо наблюдалась тенденция уменьшения доходов населения внутренних районов: их среднедушевой доход был и остается меньше общекитайского показателя и уступа ет аналогичному показателю западных районов.

Таблица

Показатели ВВП внутренних районов (2008г.)

/юаней на д./нас/

Провинция	ВВП (вал.) млрд.ю.	ВВП (юаней д./нас.)	Удельный вес (% )
Шаньси	304,24	9123	1,9
Хенань	818,51	9072	5,4
Хубей	630,39	10489	3,9
Аньхой	481,27	7449	2,9
Хунань	561,23	8379	3,4
Цзянси	349,59	8160	2,1
КНР	16324,04	12558	100

Рассчитано по: Люши нянь Чжунго дабяньге (1949-2009). — Пекин: Шицзе чжиши чуб а ньше, 2009, С.35

Предыстория развития внутренних районов обусловливаются не только их местом в сегодняшней региональной системе Китая, но и характером эволюции ее ранних форм, которые отвечали уровню развития тогдашнего регионального хозяйства.

Такой подход к проблематике экономики внутренних районов Китая обуславливает ориентацию на рыночную трансформацию их регионального хозяйства, а перед экономической наукой фактически ставит задачу исследования сущности переходности и роли региональной составляющей в процессах воспроизводства.

Региональная структура и система регионального управления, политика Центра по отношению ко внутренним районам после провозглашения Китайской Народной Республики в 1949 году формировались в условиях крайне слабого развития промышленности, низких норм производства и потребления аграрной продукции на душу населения, слабых транспортных связей между внутренними и приморскими районами.

В условиях послевоенной разрухи и вследствие освободительной войны перед внутренними районами встала задача ускоренного проведения социально-экономических преобразований и индустриализации

Поэтому нынешняя структура экономики районов и их системы регионального управления является результатом экономических процессов в рамках строительства социализма с китайской спецификой, которые происходило во второй половине 20-го — в начале 21-го вв.

На ее развитие, безусловно, повлияли политические факторы (формирование унитарного государства, его временная дезинтеграция и дальнейшее воссоединение), явления цикличности экономических процессов, которые отражались на развитии регионов (расцвет-упадок-расцвет).

Кроме того, перемещение векторов региональной политики (от Запада на Юг и Восток, потом снова на Запад), хозяйственное освоение новых территорий, динамика и внутриполитическое содержание экономического районирования (формирование экономических районов, изменения границ административных районов, их иерархия и состав) и т.п. составляли целый комплекс факторов, влияющих на формирование современную стратегию регионального развития.

Вместе с тем, состав и характер действия факторов экономического развития на региональную политику в отношении внутренних районов, испытал ряд кардинальных изменений.

Становление региональной политики и системы управления внутренними районами можно сопоставить с существующей периодизацией экономической истории Китая, которая со времени создания Китайской Народной Республики условно включает пять основных этапов.

Первый этап (1949-1959 гг.) — этап социально-экономических преобразований и ускоренной индустриализации, который, в свою очередь, состоял из периодов восстановления и первой пятилетки.

В результате экономических преобразований была проведена национализация крупного, прежде всего компрадорского и олигархического капитала, а также больших предприятий частной собственности (при сохранении форм кооперативной и коллективной собственности и кустарного производства), создан сильный государственный сектор общегосударственного и местного значения.

Следует учесть, что на начальной стадии индустриализации Китая (1950-те — начало 1960-х гг.) основными центрами производственной активности были в основном не внутренние, а приморские районы (город Шанхай с существующей инфраструктурой, провинция Ляонин, где строился Аньшаньский меткомбинат), а также тяготеющие к ним сырьевые районы, где были построены важнейшие угольные шахты (в приморских районах провинции Ляонин и Хебей )[3,С.29-30].

Деление территории страны на большие административные районы высшего таксономического уровня, в том числе внутренние, не означал раздробленности Китая, хотя возможности временного, более или менее обособленного сосуществования районов страны в рабочем порядке обсуждались в высших эшелонах власти.

В последующем внутренние и другие районы фактически сыграли роль промежуточного звена создания системы общенационального хозяйства (а для Центра — оказывали содействие решению вопросов политической консолидации). Они имели большие масштабы (внутренние районы состояли в разное время из трех-шести провинций), в которых решались почти все вопросы, связанные с производством, оборотом материальных и финансовых средств, культурой, наукой и образованием. Общегосударственные органы решали лишь экономические вопросы, которые касались финансирования и централизованного ведения капитального строительства.

Могущественным фактором ускорения процессов формирования национального хозяйства стало создание сначала элементов, а потом и целостной системы планирования его развития.

Это оказывало содействие не только становлению роли Центра, а и постепенному ослаблению роли властных региональных структур, освоению неразвитых районов и даже слиянию ряда мелких (с точки зрения Центра) провинций (Ляодун и Ляоси, Суйюань и Внутренняя Монголия, Сунцзян и Хейлунцзян, Сикан и Сычуань и др.).

После восстановления нормального функционирования производительных сил, разрушенных в результате войн первой половины 20-го столетия, и хозяйственного строительства в течение первой пятилетки, 1950-те года стали периодом сверхвысоких темпов роста не только Восточного Китая. В конце первой пятилетки важными объектаи регионального управления стали внутренние районы. Из 694 намеченных первым пятилетним планом „надлимитных” (т.е. больших) объектов 472 объекта (или 68% из всего их числа) намечало построить во внутренних районах.

В конце первой пятиле тки для хозяйственного строительства стала характерной беспрецедентная деконцентрация производственной активности, ее выра женная региональная направленность. Ведь кроме технической реконструкции промышленности старых районов Шанхая и Северо- Востока со временем началось активное промышлен ное строительство во внутренних районах, в частности строительство комплекса предприятий Уханьского металлургического комбината и ряда заводов по кооперации в других регонах страны.

Капитальное строительство, введение в действие таких больших индустриальных объектов как УМК, было призвано изменить существовавшее нерациональное и несбалансированное размещени е про изводительных сил.

Новое строительство обеспечило более высокие темпы развития внутренних, в том числе центральных, провинций по сравнению с приморскими. В период первой пятилетки среднегодовой прирост продукции промышленности внутренних районов в целом составил 29%, а в приморских — 16,5%.

Анализ размещения производительных сил по отраслям свидетельствовал, что в большинстве из них состоялись серьезные территориальные сдвиги. Так, в электроэнергетике введение новых мощностей во внутренних районах уменьшило удельный вес приморских в электробалансе страны приблизительно с 30% в 1952 г. до 20% в 1957 году. За этот же период мощности текстильной индустрии внутренних районов увеличились в 2,8 раза, что приблизительно вдвое выше прироста мощностей в приморских районах[4,С.29].

Тенденция опережающего наращивания мощностей текстильной области во внутренних районах имела ощутимый экономический эффект в связи с приближением производства готовой продукции к аграрно-сырьевым районам.

До конца первой пятилетки по темпам прироста промышленного производства внутренние районы превышали общенациональный показатель (18% за пятилетку в среднем), а приморские — уступали ему.

Период первой пятилетки отмечался высокой положительной динамикой других макроэкономических показателей. Были созданы новые области производства, в том числе на основе передовых для того времени технологий, — авиастроение, тракторостроение, станкостроение, энергетики, связи, транспорта[5, С.31].

Часть новых отраслей (тракторостроение, авиастроение) была создана во внутренних районах.

Второй этап развития внутренних районов (1958-1960 гг.) связан с осуществлением там (как и во всем Китае) эксперимента — политики “большого скачка”- да юецзинь, начатого с целью максимального ускорения темпов экономического роста путем экстенсивного развития производства.

“Большой скачок” был по сути неудачным экономическим экспериментом, поскольку вызвал кризисные явления в экономике, в частности, сокращение объемов производства, массовое закрытие предприятий, безработицу и голод в городах.

Переход к политике “скачка” в конце 1950-х гг. сопровождался резкими изменениями территориальной организации производства.

На высших партийных и законодательных форумах было принято решение о расширении административно-хозяйственных полномочий регионов и освобождении Центра от части управленческих функций.

Это решение фактически было признанием того факта, что жестко централизованное управление регионами оказалось невозможным, и местные власти де-факто присвоили себе многие из тех функций, которые должны были принадлежать центральным органам.

До конца 1959 г. в распоряжени е местных органов власти было передано около 90% промышленных предприятий, а в региональные бюджеты стало поступать 100% прибыли местных предприятий и до 20% — предприятий центрального подчинения, а также часть товарного, промышленного и сельскохозяйственного налогов.

В итоге традиционные связи внутренних районов с другими районами слабели, что обусловило, в частности, то, что часть крупных предприятий натолкнулась на серьезные трудности со снабжением и сбытом.

С учетом этого были приняты меры по развитию межрегиональной кооперации, в частности, путем восстановления внутренних районов экономического кооперирования (РЭК) в составе по 3-5 провинций в каждом из них.

В составе РЭК были образованы административные органы — комиссии. На основании специального положения комиссии занимались координацией планов провинций данного региона, развития отдельных областей и перераспределения финансовых и материальных ресурсов между провинциями.

В основу формирования РЭК были заложены такие принципы как наличие в их границах промышленного, аграрного потенциала, транспортной инфраструктуры, сырьевой (в первую очередь энергетической) базы, трудовых ресурсов.

Кроме того, в составе каждого района были и экономически более развитые, и относительно отсталые провинции. Очевидно, это делалось с целью, чтобы первые предоставляли помощь вторым и тем самым оказывали содействие преодолению глубоких расхождений в их развитии.

Согласно “нарезке” Госплана КНР, среди РЭК конца 1950-х гг. был и Центральный РЭК в составе провинций Хенань, Хубей, Хунань.

В сравнении с „сеткой” административных районов 1954 года состав Центрального РЭК, начиная с 1959 года, изменился путем перевода провинции Цзянси и провинции Хенань — в его состав. Мотивом переформатирования Центрального РЭК было обеспечение более активного участия провинции в укреплении сырьевой базы Уханського металлургического комбината, наибольшего к тому времени в Китае.

Согласно директивным документам, Центральному РЭК предлагалось (а по сути — в обязательном порядке поручалось) иметь не менее чем один большой металлургический завод, а также технологически соединенные с ним предприятия машиностроения, угольной и электроэнергетической области.

Считалось, что таким образом каждый РЭК должен в основном удовлетворять собственные нужды в машиностроительной продукции, транспортных средствах и даже в комплектном оборудовании, а кооперационные связи предприятий не должны выходить за его пределы[6, С.297].

Центральному РЭК подчинялись по рангу провинциальные хозяйственные комплексы, которые состояли, в свою очередь, из комплексов уездов и народных коммун. Последние к тому времени считались “основной производственной ячейкой” — цзычаньцзу — общества.

Такая структурная политика Центрального РЭК имела четкое экономическое содержание: максимальная самообеспеченность районов кооперирования и меньших таксонов, до „народной коммуны” включительно, должна была оказывать содействие уменьшению роли товарно-денежных отношений и замене их прямым продуктообменом в меру “продвижения к коммунизму”.

Кроме того, почти полная сбалансированность хозяйства в районном масштабе стала “противоядием” относительно хозяйственной самостоятельности предприятий, а в целом — против падения авторитета Центра на фоне недостатков политики “скачка”.

Отказ от политики “скачка ” как такой, что не оправдала себя, логически привел к попыткам просмотра идеи создания во внутренних районах замкнутых промышленных комплексов. Китайские экономисты на основе выполненного в начале 1960-х гг. анализа районных балансов и кооперационных связей больших предприятий пришли к выводу о невозможности создания в районе полного цикла производства[7, С.305].

Это повлияло на процесс принятия решений директивными органами, и цель создания в каждом районе завершенной промышленной системы постепенно отошла на задний план.

В то же время в экономической политике государства наблюдалась и консервативная тенденция: ориентация внутренних районов на максимальное самообеспечение под лозунгом нового политического курса цзыли геншен — “опоры на собственные силы”.

Элементом региональной экономической политики считалась и концепция и го сянпань — “вся страна — шахматная доска”, которая предусматривала равномерное территориальное разделение труда внутри отдельных районов и в масштабе всей страны.

Третий этап (1961-1965 гг.) — этап урегулирования, т.е. преодоления следствий кризиса, вызванного “большим скачком”, восстановление хозяйственного механизма, нормализации работы предприятий, развития товарно-денежных отношений, решение социальных вопросов (прежде всего, смягчение отрицательных следствий безработицы и голода).

В период “урегулирования” повышенное внимание во внутренних районах стало отводиться сельскому хозяйству, а также обеспечивающих его областей — химической промышленности и сельскохозяйственного машиностроения.

При этом в ходе размещения новых предприятий учитывались не столько политические установки, сколько наличие необходимого оборудования, степень обеспеченности электроэнергией и сырьем (в химической промышленности — углем для производства карбамида и фосфоритами — для фосфорных удобрений).

В связи с этим предприятия химии и сельхозмашиностроение строились преимущественно в Центральном (и Юго-Западном) РЭК. При этом повсеместно не хватало необходимого оборудования и его пришлось импортировать (в тот период — уже не из Советского Союза, отношения с который резко ухудшились, а из стран Западной Европы — Англии, Голландии и ФРГ).

Для увеличения выпуска сельхозмашин был подключен ряд машиностроительных заводов при соответствующем изменении их профиля и специализации.

Таким образом, в первой половине 1960-х гг. начался отход от существовавшей модели управления регионами. Постепенно расширялась сфера централизованного управления промышленностью, укреплялся ее отраслевой принцип. Лозунг создания самообеспечивающихся районов в руководящих документах и текущей политике постепенно вышел из пропагандистского употребления.

Однако эта тенденция в региональной экономической политике не успела закрепиться.

С середины 1960-х гг. на фоне политических перипетий “культурной революции” — да веньге — стала проводиться политика “широкого социалистического сотрудничества”- гуанфань шехуейчжуи хецзо, которая, в сущности, оказывала негативное влияние на углубление территориального разделения труда, насаждала диверсификацию (в ущерб специализации) регионального хозяйства, причем не только Центрального РЭК и его провинций, но и более мелких таксонов, вплоть до его базового уровня — „народной коммуны” включительно[8, С.610 ].

Внутренние районы были призваны находить собственные пути и средства (в том числе материально-финансовые) для регионального развития.

Четвертый этап (1965-1977г.г.) связанный с проведением “культурной революции” — да веньге — и политики „третьей линии” — сань сянь. Экономические цели предыдущего периода были отброшены и заменены на политические — подготовка на случай войны[9, С.72]. Современные китайские исследователи феномена «третьей линии» указывают на то, что в ее рамках был создан комитет по строительству «третьей линии» Центрального Китая (еще два аналогичных комитета были созданы в Юго-Западном и Северо-Западном Китае)[10, С.72].

Подпочва политики „третьей линии”, которая касалась преимущественно внутренних и юго-западных районов страны, была заложена Мао Цзедуном. Им впервые поставлена проблема соотношения развития приморских и внутренних районов Китая, а также задачи относительно создания во внутренних районах баз стратегического тыла еще в 1950-е годы[11, С.47-48 ].

Такая политика сопровождалась действиями властей, которые фактически препятствовали развитию базовых областей и обрабатывающей промышленности, вызывая дезорганизацию управления, нарушение хозяйственных связей, сужение сферы товарно-денежных отношений и сокращение внешнеторгового оборота.

Следует отметить, что в системе общественных отношений, составными которой являются, в частности, взаимодействие между Центром и регионами, между партией (коммунистической) и массами, государством и армией, между развитыми и отсталыми регионами приоритет отдавался первому звену (Центр-регионы)[12, С.С.37,73-75 ].

Что касается взаимоотношений Центр-регионы как составной части экономической реформы, то сбалансированное развитие отношений между ними оказывало непосредственное влияние на выбор модели рыночных отношений.

В одном случае речь шла о создании единой для всей страны рыночной экономики и общенационального рынка, который, безусловно, был в пользу сохранения целостности государства.

В другом — о создании замкнутых, ограниченных внутренними границами, региональных рынков и обособленных моделей экономики регионов. В последнем случае оторванные одно от другого хозяйства были бы лишены возможности кооперации и специализации производства. Ведь экономическая обособленность, как правило, вызвает явления сепаратизма во внутренней политике.

Поэтому отход от политики „урегулювання” был началом нового, своеобразного цикла развития региональной экономики Китая, который во многом был связан с политикой “третьей линии” как стратегии экономического развития и, одновременно, — оборонного строительства[13, С.14].

Ее рождение было вызвано субъективными условиями, тенденциозной оценкой международной и военно-стратегической ситуации того времени. На протяжении 1950-х лет, вопреки существующей опасности возникновения войны с развитыми государствами Запада, китайское руководство все же надеялось на возрастающее влияние “миролюбивых сил” — хэпин лилян —, т.е. на баланс сил в мировой политике, и считало возможным предотвратить новую мировую войну.

Поэтому в течение первой и второй пятилеток влияние военной стратегии на размещение промышленности того времени имело большей частью идеологическое содержание. Так, в 1956 г. Мао Цзедун, очерчивая планы динамичной индустриализации экономики, обосновал новую идею размещения, главным постулатом которой было то, что она должна оказывать содействие “подготовке к войне” – лиюй бейчжань [14, С.25]. Тем не менее, эта идеология не была материализована в рамках индустриализации 1950-х лет. Основные индустриальные центры были созданы большей частью в восточных районах.

Затем ухудшение китайско-советских взаимоотношений в начале 1960-х гг., значительный рост (с 10 до 54 дивизий) группировки ВС СССР на советско-китайской границе с одной стороны и начало вьетнамско-американской войны в 1962 г., Тонкинский инцидент 5 августа 1964 г., военная блокада СРВ и высадка американских войск в Южном Вьетнаме в марте 1965 г. — с другой обусловили существенный рост угрозы безопасности КНР с Севера, Юга и Юго-востока.

Индийско-китайский военный конфликт 1962 года, сосредоточение американских и гоминдановских войск в районе Тайванского залива и увеличение контингента американских войск в Южной Корее оказывали содействие росту напряжения непосредственно вдоль морской и сухопутной границы КНР на других участках.

Более того, обнародованные в 1990-х годах документы Госдепа США (прежде всего апрельский 1964 года доклад эксперта Комитета политического планирования Администрации США Р. Джонсона) свидетельствовали, что США одновременно с СССР или некоторыми третьими странами, могли реально нанести удар по Китаю, в первую очередь по его ядерным объектам[15, С.28].

По мнению тогдашнего китайского руководства, военно-политическая обстановка вокруг КНР в начале 1960-х гг. действительно содержала опасность начала войны против Китая как со стороны США, так и бывшего СССР, и нанесение соответствующего удара по хозяйственным объектам на его территории.

Поэтому китайские руководители заявляли не только о необходимости укрепления оборонительного потенциала и современной армии, а и о создании тыловой стратегической базы в глубине территории страны.

Следует отметить, что большинство документов и аналитических материалов о политике “третьей линии” все еще не обнародовано, лишь в начале 1980-х гг. начали публиковаться отдельные материалы, которые, однако, не имели надлежащей глубины анализа и обобщения. Доступная же литература о политике “третьей линии“ имела художественный (в основном очерки и другие небольшие литературные формы) или изобразительно-документальный (картины и фотографии) характер.

В последнее время появились публикации решений партийных и правительственных органов относительно начала и продолжения строительства “третьей линии» или их тексты, а также материалы об участии в строительстве объектов “третьей линии” действующих руководителей Китая (прежде всего, Главы КНР Ху Цзиньтао и Премьера Госсовета КНР Вень Цзябао). В частности, в указанных материалах упоминается о том, что в 1968-1982 гг. Ху Цзиньтао работал одним из руководителей строительства ГЭС Люцзяся.

Недавно опубликовано несколько документов, прежде всего доклад Генштаба ЦВК КНР от 25 апреля 1964 года, которые удостоверили, что промышленный потенциал страны был сосредоточен в больших городах, расположенных в наиболее впечатлительных от нападения приморских, восточных регионах. Там сгрудилось 60% мощностей машиностроения, 52% ВПК и 50% химической промышленности[16, С.131-132]. Доступными для тогдашних ударных средств нападения были порты, железные дороги, мосты, линии коммуникаций и водохозяйственные объекты КНР, которые были размещены главным образом в указанных районах.

Вместо Центрального (и Юго-Восточного) РЭК, сформированных в 1950-х годах, территория была разделена тремя “линиями”. Т.е. было принято политическое решение об образовании регионов в искусственно (вразрез с существовавшими схемами экономического районирования и политико-административного деления) ограниченных тремя “линиями” границах.

Регионы “первой линии” включали приморские и пограничные провинции, районы и города центрального подчинения приморских районов: Пекин, Шанхай, Тяньцзинь, провинции Ляонин, Цзилинь, Шаньдун, Цзянсу, Чжецзян, Фуцзянь, Гуандун, Внутренняя Монголия, Синьцзян и Тибет.

Регионы “второй линии” были размещены во внутренних районах, главным образом вдоль условной линии Пекин-Ухань-Гуанчжоу. К “второй линии” принадлежали районы, которые занимали промежуточное положение между первой и третьей линиями — провинции Аньхой, Цзянси, западные части провинций Хунань, Хубей и т.п.

Регионы “третьей линии” с точки зрения военной стратегии представляли стратегическую тыловую базу — чжаньлюе хоуфан цзиди — в составе провинций Запада Китая — Сычуань, Гуйчжоу, Юньнань, Шеньси, Ганьсу, Нинся, Цинхай («большая третья линия»), а также части провинций Шаньси, Хебей, Хенань, Хубей, Гуанси («малая третья линия»).

Таким образом, регионы «второй линии» и «малой третьей линии» в целом соответствуют внутренним районам в их теперешнем понимании.

В совокупности площадь районов составляла 2,5 млн. кв. км, или 26% территории Китая, а население — 135,4 млн. чел., что в то время равнялось 22% населения страны [17, С.454].

Формально-директивным началом политики “третьей линии” историки считают выступление Мао Цзедуна на Рабочем совещании ЦК КПК в июне 1964 года, когда китайский лидер внес предложение относительно необходимости строительства промышленных баз в глубине страны[18, С.287].

На выполнение политических указаний совещания («готовиться к войне» — бей чжань) Госсовет Китая уже за два месяца подготовил доклад ЦК КПК о строительстве “третьей линии».

Тем не менее, в наиболее развернутом виде строительство «третьей линии” было обосновано тогдашним Премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем. В его «Докладе об обстоятельствах реализации третьей пятилетки», в частности, были изложены предложения относительно перемещения промышленных предприятий, базовых учебных заведений, научно-исследовательских учреждений из районов „первой линии” к районам „третьей линии”.[19, С.284] 。

Практическая имплементация предложений Госсовета и его руководителя началась в июле 1965 года, когда Госплан КНР утвердил план третьей пятилетки, по сути — план подготовки к войне и строительства „третьей линии” как «большого стратегического тыла»- да хоуфан чжаньлюе цзиди. Только в 1998 г. был частично обнародован текст тезисов указанного Доклада [20, С.288].

В документе содержались конкретные указания о предоставлении районам „третьей линии” людских, материальных, финансовых ресурсов и о концентрации особого внимания на вопросах строительства „третьей линии”, в частности в удовлетворении ее нужд в оборудовании, промышленном сырье, материалах, топливе, а также в обеспечении средствами транспорта, продукцией химии.

Вопреки тому, что, по оценкам экспертов, на протяжении третьей пятилетки районы „третьей линии” превратились в «относительно целостную, новую промышленную базу», их строительство было продолжено и в годы четвертой пятилетки (1970-1974 гг.). В отличие от задач третьей пятилетки, задачи четвертого пятилетнего плана были расширены. В нем большое внимание отводилось вопросом отраслевой структуры, в частности взаимодействия промышленного строительства и сельского хозяйства и т.д.

Таблица

Распределение капиталовложений между приморскими и внутренними (отдельно — районы «третьей линии») макрорегионами (% централизованных капиталовложений)

Период	приморские районы	внутренние районы	районы «третьей линии»
1953-1957	41,8	47,8	30,6
1959-1962	42,3	53,9	36,9
1963-1965	39,4	58,0	38,2
1966-1970	30,9	66,8	52,7
1971-1975	39,4	53,5	41,1
1952-1975	40,0	55,0	40,0

Источник: Лу Дадао. 1997 нянь Чжунго цюйюй цзінцзі фачжань баогао.-Пекин: Шану иншугуань.-1998.-С.52-75

Характерно, что на фоне выполнения задач строительства „третьей линии” сетка РЭК была частично пересмотрена, отображая политическую установку относительно подготовки к войне (Юго-Восточный, Северо-Западный, Южный, Восточный, Северный, Северо-Восточный РЭК были „перекроены”, вместе с тем прибавились Чжунюанський, Шаньдунский, Фуцзяньско-Цзянсиський и Синьцзянский РЭК [21, С.289]. Такие поспешные решения вызвали явления дезорганизации регионального управления и в середине 1970-х гг.. Китай возвратил к предыдущему варианту „сетки” РЭК.

Возможно это было связано с тем, что в то время наметилась некоторая разрядка напряженности в отношениях Китая как с США, так и с СССР, а строительство „третьей линии” начало терять свою политическую остроту и стратегическую значимость[22, С.290].

По мнению китайских исследователей, исторические рамки наиболее активного периода политики „третьей линии” отвечают периоду с 1965г. по 1983 г. Если учитывать то, что во второй половине 1990-х гг. Центр проводил политику относительно ее урегулирования, временные рамки политики „третьей линии” можно продолжить до конца 1990-х гг 。 [23, С.21].

С точки зрения современной экономической политики и критериев развития региональной экономики строительство “третьей линии” оценивается в Китае неоднозначно.

К наиболее важным положительным факторам относят вклад строительства “третьей линии” в смягчение неравномерности развития регионов Китая. Строительство новых или перемещение действующих предприятий и производств из районов „первой линии” в районы „второй” и „третьей” линий фактически позволило развернуть индустриализацию внутренних и особенно западных регионов. На это было направлено 39,01% всех инвестиций в основные производственные фонды Китая.

В рамках создания базы стратегического тыла были построены большие металлургические комбинаты Паньчжихуа, Цзюцюань и Цзиньчуань, железные дороги Ченду-Куньмин, Куньмин-Гуйян, Цинхай-Тибет (Синин-Голмо), а также к тому времени мощные (свыше 1 млн. квт каждая) ГЭС Гечжоуба и Люцзяся, нефтепромыслы в районах Сычуань, Цзянхань, Чанцин, Чжунюань. Создание базовых областей промышленности сопровождалось становлением центров космической и авиационной промышленности в районах Цзюцюань, Сичан, Гуйчжоу, Ханьчжун, атомной промышленности — в западной части провинции Сычуань, автомобильной — в Шиянь (западная часть провинции Хубей).

Однако, начиная с 1980-х гг., когда появилась возможность, в контексте политики реформ и открытости дать политике “третьей линии” всестороннюю экономическую оценку, преобладали ее отрицательные стороны. Так в официальном комментарии газеты «Женьминь жибао» было указано, что на развертывание строительства “третьей линии” было направлено много лишних инвестиций, которые использовались ненадлежащим чином, поскольку их эффективность была низкой, а потери — многочисленными [24, С.1]. Однако, в свете внутриполитической борьбы в Китае, недостатки в строительстве “третьей линии” относились на счет Линь Бяо и Цзян Цин — политических оппонентов тогдашнего руководства КНР.Обсуждение проблем “третьей линии” продолжается и ныне, включая не только отрицательную оценку ее результатов, но и разные предложения по урегулированию проблемных вопросов, в том числе путем редислокации предприятий «третьей линии», особенно высокотехнологического цикла, назад, в приморские районы, откуда они были выведены в течение второй половины 1960-х — первой половины 1970-х гг. [25, С.46].

В целом, в течение дореформенного периода (1949-1978 г.) в региональной экономике Китая состоялись такие изменения как достижение разных темпов экономического роста макрорегионов — внутренних и западных — ускоренными, а восточных — замедленными темпами. Наблюдался значительный подъем роли городов, ускорение строительства производственных баз, особенно на Северо-востоке, страны, а также усиление экономики Шанхая и Тяньцзиня. Экономисты признают, что до конца 1990-х гг. сложилась относительно сбалансированная региональная структура производства, при которой, в целом, за внутренними регионами закрепились функции производства энергоресурсов и сырья, а за приморскими регионами — их потребления и переработки.

На протяжении дореформенного периода значительно укрепилась транспортная система, энергетическая и ресурсная база, обрабатывающая промышленность. Более того, структура старых баз с ранее развитой легкой промышленностью прошла реконструкцию с включением в структуру ее отраслей тяжелой индустрии, машиностроения, металлургии и химии.

Часть экономистов Китая считает, что плановая экономическая система, которая доминировала на протяжении первых трех десятилетий существования КНР, позволяла в целом обеспечивать равномерные темпы развития регионов. Так, показатели темпов роста ВВП в приморских регионах (даже в мегаполисах Пекин, Шанхай, Тяньцзинь, и в провинции Ляонин) превышали середнекитайский ВВП лишь на 0,68%[26, С.28 ].

Во внутренних районах произошли масштабные структурные изменения. Благодаря региональной политике командно-административного типа, за тридцать лет сделан переход от структуры с преимущественно аграрной и/или ресурсной составной к структуре с ярко выраженными индустриальными чертами.

При этом структура регионального хозяйства изменялась наиболее быстрыми темпами во внутренних районах (индекс структурных изменений составил 71,5%). Структура хозяйства приморских — возрастала наиболее низкими темпами (индекс совокупного роста –53,4%)[27, С.34 ].

Во внутренних районах начали осуществляться практические шаги по восстановлению децентрализованных основ управления экономикой. Так, плановая работа была изъята из компетенции Центра и снова передана на уровень районов, а центральные органы исполнительной власти стали отвечать лишь за управление наиболее важными проектами строительства и объектами производства. Высвобожденная часть функций центрального хозяйственного аппарата была передана в компетенцию местных органов власти.

С начала 1970-х гг. были начаты изменения системы регионального управления, которые углубили процесс децентрализации управления внутренних районов. Большинство предприятий, которые раньше находились в сфере компетенции центральных органов исполнительной власти, было передано у распоряжение местных органов (провинций, округов, мост, а некоторых — и уездов). Полномочия последних значительно расширились, в том числе в механизме управления промышленностью и капитальным строительством, финансовыми и материальными потоками.

Таким образом, изменения „усилили” децентрализацию народного хозяйства, фактически содействуя проявлениям автаркии в функционировании экономики внутренних районов.

Основное содержание современного этапа региональных реформ во внутренних районах состоит в их продолжительном, постепенном и циклическом характере, а также во взаимосвязи с региональными аспектами размещения производительных сил.

Уже в первом директивном документе о региональном планировании 1978 года содержится положение о необходимости удобного размещения производительных сил и повышения таким способом эффективности общественного производства[28, С.91 ]. В последующем, в рамках парадигмы «региональной справедливости» — цюйюй гунпин – критерий эффективности был дополнен критерием справедливости, а с разработкой теории «гармонического развития» — хесе фачжаньлунь — региональная справедливость, очевидно, вышла на первый план в системе приоритетов региональной политики.

Однако практические шаги по реализации этого документа, особенно в части оптимального размещения производительных сил, были сделаны не сразу. В пореформенный период (начиная с 1978 года) административные границы внутренних районов оставались неизменными, продолжительное время не пересматривалась сетка макроэкономического районирования 1959 года. То есть, основные административно-территориальные единицы Китая (провинции шен) оставались базовыми единицами территориальной структуры внутренних районов мезо-уровня. То есть в течение 1980-х гг. масштаб стратегии относительно внутренних районов находился на мезо-уровне, не выходя на общегосударственный уровень. Лишь в 1990-х гг. стали в экономической политике в отношении рассматриваемых районов в целом стали применяться макроинструменты, которые затрагивали вопросы взаимоотношения центрального и местных бюджетов, централизованных и локальных капиталовложений, комбинированного набора преимуществ и преференций для привлечения иностранного капитала и т.п. В начале 2000-х макроэкономический подход превалировал в построени и методологической основы политики в отношении внутренних районов.

Кроме того, начиная с 1979 г., концепция “равномерного размещения производительных сил” — шенчаньли пинхен буцзюй — была официально заменена концепцией использования “сравнительных преимуществ” — бицзяо сянью.

Поэтому в целом внутренние районы были выведены из числа приоритетных, а основным объектом региональной политики стали приморские районы, которые имели наибольший потенциал экономического роста. В реализации стратеги развития внутренних районов курс на обеспечение их опережающего развития б ыл в 1990-х гг. заменен установкой на обеспечение взаимодействия между ними, а в последующем (в начале 2000-х гг.) — на «скоординированное развитие регионов» — туншоу цюйюй фачжань.

В первое время считалось, что ускоренное развитие приморских районов должено было обеспечить высокие темпы китайской экономики в целом, поскольку и внутренние районы через систему межрайонных связей должны были получить стимулы для развития. В связи с этим, для теоретического обоснования преобразований экономики внутренних районов были заимствованы признаные на Западе и адаптированные в Китае теории „полюсов роста” и „ступенчатого развития”.

В 1990-х гг. к теоретическому багажу прибавалась критикуемая парадигма „роста без развития”, которая послужила обоснованием для отказа от безоглядной погони за обеспечением экономического роста внутренних районов любой ценой. В начале 2000-х гг. китайское руководство все большее внимание стало уделять социальному развитию регионов и обеспечению „здорового” развития окружающей среды, природоохранным мерам.

Признание положительной роли рыночных основ в экономике и постепенный переход к товарно-денежным отношениям изменили подходы к региональному развитию внутренних районов.

По сравнению с завершающим периодом “культурной революции” (1970-тые гг.) и начальным периодом экономических реформ (1980-тые гг.) централизм в управлении внутренними районами имел тенденцию к ослаблению. Даже в период реформ в процессе становления индивидуальных крестьянских хозяйств и промышленных предприятий как самостоятельных субъектов хозяйствования, все меньшая часть ресурсов стала непосредственно поступать в распоряжение Центра, оставаясь в регионах.

Поэтому директивная составляющая деятельности центральных органов власти претерпела важные трансформации. В дореформенный период, как указывалось выше, регулирование территориальных пропорций хозяйства осуществлялось путем непосредственного распределения Центром финансово-материальных потоков (например, путем ограничения капиталовложений в приморские районы и их увеличения во внутренние).

Отраслевые же министерства, другие центральные органы управления экономикой осуществляли непосредственное руководство предприятиями (центрального, местного или двойного подчинения). В пореформенный период Центр перешел к решению тех же задач без прямого государственного администрирования предприятиями, в основном путем использования соответствующих регуляторных механизмов и создания надлежащих организационных условий и правового поля. Снова все возрастающая часть финансовых и материальных ресурсов сосредотачивалась в Центре, который брал все большую ответственность за развитие внутренних районов. Таким образом, под влиянием зрелого этапа реформы произошла эволюция субъекта стратегии государства в отношении внутренних районов. Если в 1990-е годы в этом вопросе еще сберегался баланс между Центром и регионами, а в 2000-е гг. роль Центра неизмеримо выросла, поскольку именно Центр обеспечивал облегченный доступ к кредитам, налоговым льготам, иностранным инвестициям и иметь удобные каналы экспорта изготовленной продукции, создав условия для постепенного притока во внутренние районы капитала (отечественного и иностранного).

Механизм использования экономических методов в региональной политике вводился и совершенствовался постепенно:

Во-первых, с 1978г. регулирование развития внутренних районов стало теснее связано с постепенным открытием страны для внешнеэкономических связей, после восточных, т.е. “открытых регионов” — кайфан дицюй.

Во-вторых, во второй половине 1990-х гг. было решено полнее использовать потенциал внутренних районов, в частности размещать там интенсивное, трудоемкое производство, используя фактор низких затрат на оплату труда и наличия материальных ресурсов.

Не смотря на проявления консервативного подхода на центральном и местном уровне, были созданы зоны с особым режимом хозяйственной деятельности, а также компактные территории приоритетного развития наукоемких областей (цзинци цзишу кайфацюй — зоны технико-экономического развития и т.п.).

Были поставлены задачи более полного использования удобного экономико-географического положения внутренних районов не только для экстенсивного развития, а и для привлечения иностранных инвестиций.

Одновременно была поставлена задача заимствования зарубежного опыта экономического менеджмента, управления финансовым капиталом, привлечения передовых технологий, а также обеспечения занятости населения.

В-третьих, в процессе изменений в системе районирования и с целью более эффективного макрорегулирования экономики в 1986 году на государственном уровне внутренние районы были введены в систему “экономических поясов” — цзинцзи дидай — в качестве Центрального (наряду с Восточным и Западным) экономического пояса.

После того, как была в целом успешно реализована концепция развития Восточного экономического пояса, на рубеже 21-го столетия был намечен курс на опережающее развитие Центрального (а также Западного) экономического пояса.

В-четвертых, к сетке экономического районирования 1958 года, которая продолжала использоваться в процессе макроэкономического менеджмента, в начале 1990-х годов были внесены важные изменения, в частности был создан экономический макрорегион (с центром в г Ухань) путем формирования нового объекта регионального управления на макроуровне — Уханьской городской агломерации — Ухань ченцюнь, которая охватывала крупные города бассейна среднего течения Янцзы.

Межрегиональное сотрудничество, которое в дореформенный период фактически сдерживалось внедрением режима самообеспечения регионов, в период реформ государством наоборот поощрялось. Вместо приоритетного бюджетного финансирования внутренних регионов было внедрено их сотрудничество с приморскими партнерами на рыночных началах, путем развития межрегиональной кооперации на основе товарно-денежных отношений.

Даже наименее развитые провинции внутренних районов получали помощь, в том числе в других, чем государственные капиталовложения и дотации, формах — содействие развитию бизнеса-среды, предоставление низкопроцентных кредитов из соответствующих фондов, установление для них налоговых и других льгот в регуляторной сфере.

Для активизации межрегионального сотрудничества были внедрены модели мега- и макрорегионов, преимущественно в дельтах рек Янцзи и Чжуцзян, границы которых не обязательно совпадали с административно-территориальными, а механизмы управления создавались вне существующих государственных структур, хотя и под их методическим и организационным надзором.

В начале реформ было признано, что неравномерность развития является объективным процессом, поэтому региональная политика Центра была направлена на предотвращение или (в зависимости от глубины и причин) разрешение противоречий в региональном развитии, прежде всего между Центром и провинциями, а также между относительно развитыми и менее развитыми регионами.

Как уже упоминалось, стратегия развития в пореформенный период была сосредоточена на реализации региональных преимуществ экономики приморских районов и предоставлении приоритетов их развитию.

Вместе с тем предполагалось, что рост указанных районов будет оказывать содействие подъему экономики внутренних и западных районов. Т.е., на основе новой модели региональной политики (раздел территории страны на три мегаэкономических пояса — Восточный, Центральный и Западный) намечалось сначала ускоренное развитие Восточного экономического пояса, который должен был стимулировать динамику экономики Центрального, а со временем — Западного поясов страны.

Привлечение иностранных инвестиций началось с установления преференциальных режимов в специальных экономических зонах, созданных в приморских провинциях Гуандун и Фуцзянь, а позднее в г. Шанхае, а также в „открытых городах” приморских районов. Инвестиционное сотрудничество сопровождалось заимствованием, кроме финансовых ресурсов, — современных технологий и методик корпоративного менеджмента. В дальнейшем, начавшись со СЭЗ, диффузия инноваций осуществлялась посредством кластеров — зон развития высоких и новых технологий и технопарков во внутренних районах. Так, в провинции Хубей была создана одна из первых в стране зон развития новых технологий — зона Дунху.

В стремлении предотвратить углубление расхождений в развитии приморских и внутренних районов и возможного обострения социальных проблем, Китай развернул программу “подьема центральной части” — чжунбу цзеци. В ее ходе были усилены административные рычаги региональной политики, тем не менее, без существенного увеличения объемов и темпов государственного финансирования. Цель программы заключалась не столько в преодолении неравномерности развития, сколько в создании инфраструктуры, других надлежащих условий для привлечения корпоративного, иностранного и частного капитала в экономику района.

Несмотря на то, что региональное развитие Китая, как в широком историческом контексте, так и в современный период реформ, натыкалось на разные по масштабам и глубине проблемы, руководящая роль Центра была и остается достаточно эффективной и гибкой. Свидетельством тому было, вопреки отдельным периодам развала унитарного государства, сохранение единства Китая, выразительная способность создавать, в зависимости от стратегических, внутриполитических или социальных факторов, разнообразные экономико-правовые инструменты, модели регионального развития, изменять направления региональной политики ради сохранения единства страны, освоение новых территорий, повышение эффективности хозяйствования, решение проблем регионов — от наиболее развитых к отсталым и «бедным».

Анализ региональной политики в отношении внутренних районов свидетельствует об асинхронности и диспропорциональности освоения разными регионами новейших технологий, что приводит к перемещению экономических приоритетов государства к высокотехнологическому производству. Именно оно является носителем новой переходной модели, которая характеризуется такими чертами как интеллектуализация, инновационный характер, социализация и экологизация производства и среды жизнедеятельности.

---

1. Как отмечает Л.И.Кондрашова, в прошлом, в течение 7-й пятилетки (1986-1990 гг.), провинциальный состав внутренних районов включал 9 регионов: (Хейлунцзян, Цзилинь, Внутренняя Монголия, Шаньси, Хенань, Аньхой, Хубей, Хунань, Цзянси), а при составлении 9-ой пятилетки (1996 — 2000 гг.) было произведено экономическое районирование с выделением центрального экономического района в составе 5 центральных провинций- Хенань, Аньхой, Хубей, Хунань, Цзянси. См. Л. Кондрашова, Ма Вэньцзе. КНР: выбор региональных приоритетов //Проблемы Дальнего Востока.-2005.-№2.

2. Чжунго тунцзи няньцзянь-2004.- Пекин: Чжунго тунцзи чубаньше, 2005.

3. Суй То, Ден Ченьмин, Синь Юцай. Дунбей лао гуне цзиди фусин яньцзю //Чжунго цюйюй цзинцзи фачжань баогао 2004.- Шанхай: Хунци чубаньше.-2004.

4. Чжунго цюйюй цз и нцз и фачжань баогао 2004. — Шанхай: Хунци чубаньше.- 2004.

5. Там же

6. Бо Ибо. Жогань чжунда цзюеце юй шицзяньде хуейгу (Вопоминания о некоторых важных решениях и событиях ).- Пекин: Чжунгун дансяо чубаньше. — 1991.

7. Ван Хайбо.Чжунхуа женьминь гунхего гуне цзинцзиши. — Пекин: Женьминь чубаньше.-1999.

8. Цзяньго илай чжуяо веньчжай сюаньцзи.- Пекин: Чжунго женьминь чубаньше. — 2000. — Т.11.

9. Величко В.В. Политика «третьей линии» и е е влияние на социально-экономическое развитие КНР Отв. ред. А.П.Морозов..-М.: Институт Дальнего Востока (ИБ).-1988.

10. Да Чжунго чжи лу де Чжунго цюйюй фачжань чжаньлюе.- Пекин: Женьминь жибао чубаньше. — 2009.

11. Мао Цзедун. Лунь шида гуаньси//Мао Цзедун веньцзи. Пекин:Женьм и нь чубаньше.- 1999.- Т.7.

12. Вань Л и. Сюаньцз и чжуцзо. — Том. 1. — Пек и н: Женьминь чубаньше. — 2003.

13. Величко В.В. Политика «третьей линии» и ее влияние на социально-экономическое развитие КНР. — М.: Институт Дальнего Востока (ИБ).-1988.

14. Мао Цзедун. Лунь шида гуаньси//Мао Цзедун веньцзи. — Пекин: Женьминь чубаньше. — 1999. — т.7.

15. Ш.Мердок. Мейго суей хуей Чжунго хе шеши де цзихуа: синьде данань чженцзюй //Говай Чжунгун данши яньцзю дунтай.-1996.-№5.

16. Гуаньюй гоцзя цзинцзі цзяньше жухе фанбей дижень тужань сицзи де баогао//Цзяньго илай чжуняо веньчжай сюаньбянь.- Пекин: Чжунян веньчжай чубаньше.-1998.-Т.19.

17. Чжунго женькоу тунцзи няньцзянь — 1992. — Пекин: Чжунго тунцзи чубаньше. — 1993.

18. Су Шаочжи. Под ред. Чжао Десиня. Чжунго цзинцзи тунши. — Чанша: Хунань женьминь чубаньше. — 2002.

19. Там же.

20. Гуаньюй ди унянь цзихуа аньпай цинкуанде хуей бао тиган //Цзяньго илай чжуняо веньчжай сюаньбянь. Пекин: Чжунян веньчжай чубаньше, 1998.

21. Су Шаочжи. Под ред. Чжао Дес и ня. Чжунго цзинцзи тунши. — Чанша:Хунань женьмінь чубаньше.- 2002.

22. Там же.

23. Чень Дунлинь. Сань сянь цзяньше: бейчжань шициде Сибу кайфа.-Пекин:Чжунян дансяо чубаньше.- 2003.

24. Женьм и нь жибао шелунь//Женьм и нь жибао. — 1981.- 9 апреля

25. Л и нь Л и н. С и бу да кайфа де нейхань юй фанши//С и ньхуа веньгао.- 2000.- № 5.

26. Чжунго шен, цзичжицюй хе чжися ши фачжань лиши де тунцзи цзиляо (1949-1989). — Пекин:Чжунго тунцзи чубаньше. — 1990.

27. Там же.

28. Л.Т.Шевчук. Китай: социально-экономико-географическая характеристика.-Львов:Издательство „Мир”.-1999.-С.91