Внеэкономические аспекты хозяйственной жизни

В статье анализируются теоретические аспекты взаимодействия экономики с остальными сферами нашей жизни

Ключевые слова: экономика, внеэкономические аспекты хозяйственной жизни

NA.Bulatov. Non-ecomomic Aspects of Economic Acrivity

The article analyses theoretical aspect of interaction of economy with other spheres of our life

Key words: economy, non-economic aspect of economic activity

Экономика — не единственная сфера нашей жизни. Для нас очень важны также политическая, социальная, культурная, психологическая сферы. Они оказывают заметное воздействие на хозяйственную жизнь, привнося в нее свои, т.е. внеэкономические, аспекты. Но и экономика влияет на остальные сферы человеческой деятельности, «экономизируя» их.

Многие вопросы, с которыми мы сталкиваемся каждый день, являются комплексными, в них так переплетаются эти сферы, что их часто трудно разделить — примерами могут быть семья, работа, учеба. Однако в методических целях такую попытку можно сделать.

Взаимодействие экономической и политической сфер
Политическая сфера активно воздействует на экономическую, нередко политические аспекты какого-либо вопроса оказываются важнее экономических. Степень воздействия политики на экономику зависит прежде всего от двух обстоятельств (детерминантов, говоря академическим языком) — насколько критической является обстановка в политической сфере и насколько демократичен политический строй.

Рассмотрим первое обстоятельство. В экономике демократической страны хозяйственные интересы редко приносятся в жертву политическим при обычном ходе политической жизни. Лишь при обострении политической ситуации в стране экономические интересы части экономических агентов могут быть ущемлены в угоду большинству избирателей (например, может быть обещано и реализовано повышение налогов на предметы роскоши для финансирования государственных субсидий для бедных или смягчения дефицита государственного бюджета). Более ярким, но редким примером является длительная и крупномасштабная война, в ходе которой политические интересы общества превалируют над остальными интересами, включая хозяйственные (так, во время Второй мировой войны амери­канская и английская экономики были перестроены на выпуск преимущественно военной продукции, что с экономической точки зрения было не самой оптимальной альтернативой для этих рыночных экономик).

Что касается второго обстоятельства — уровня демократии, то в менее демократическом (авторитарном, тоталитарном) обществе экономические интересы одних общественных групп ущемляются другими группами чаще, чем в более демократическом обществе. Это объясняется тем, что в условиях ограниченной демократии сравнительно небольшим группам удается использовать свою власть в политической сфере для получения большего контроля над экономической сферой, причем преимущественно в своих, а не общенациональных интересах, т.е. получать политическую (административную) ренту. Ее получают политики (прежде всего через взятки), поддерживающие их фирмы (через получение привилегий от политиков), а также симбиоз политиков и фирм (через участие политиков в капитале фирм и владение собственными фирмами).

Фирмы в процессе поиска политической ренты (в политологии эту деятельность называют «изысканием политической ренты») отвлекают часть своих ресурсов на политическую деятельность для получения монопольных прав, ограничения конкуренции на рынке, выгодного им госрегулирования цен. В результате общество несет потери, как показывает рис. 7.1.

 

Рис.7.1. Потери общества вследствие изыскания политической ренты
Источник: Афонцев С.А. Политические риски и экономическая политика. М., 2010. С.123.

В условиях свободной конкуренции цена товара (Рс) равна средним (АС) и предельным издержкам (МС). При установлении монополии цена повышается до уровня Рм, выпуск товара снижается с Qc до Qm, а потери общества соответствуют площади фигуры КМС. От потребителей к производителям переходят ресурсы, равные площади прямоугольника РмКМРс. Это и будет та политическая рента, которую получат политики и аффилированные с ними фирмы от общества с низким уровнем демократии.

При развитой демократии все общественные группы имеют возможность политически конкурировать, в том числе при принятии политических решений по экономическим вопросам. Дуглас Норт (р. 1920), видный теоретик институционализма, пишет, что для развитой демократии характерно широкое представительство самых разных общественных групп интересов и сложная организация их сочетания, поэтому ни одна группа не способна завоевать абсолютное большинство в парламенте, а в результате «демократическое правительство дает все более и более широкий доступ общественности к процессу принятия политических решений, ликвидирует возможности конфискации богатства по произволу правителя и развивает механизмы обеспечения контрактной дисциплины с помощью независимой судебной системы…»[1]. Большой вклад в развитие этой теории, называемой позитивной теорией экономической политики, внес другой институционалист — Гэри Беккер (р.1930). Согласно его взглядам, при свободной политической конкуренции различные группы политического давления приходят к такому компромиссу между налогообложением одних групп и субсидий для других, который будет наиболее эффективен для общественного благосостояния, т.к. при демократии «конкуренция между группами давления ведет к отбору более эффективных методов налогообложения, благоприятствует отбору наиболее эффективных методов субсидирования», т.е. демократия оказывает позитивное воздействие на экономическую политику (отсюда название этой теории), в то время как «в тоталитарных системах небольшое число групп может с легкостью использовать государство для улучшения своего благосостояния, так как другие группы не располагают возможностями для формирования эффективной оппозиции»[2].

Экономисты неолиберального направления внесли заметный вклад в анализ воздействия бюрократии на экономику. Термин «бюрократия» имеет различные определения, но для данного анализа рационально использовать самое широкое определение — это государственный аппарат (по другим определениям к бюрократии причисляют только верхушку госаппарата или склонную к излишней формализации и проволочке часть госаппарата). Формально бюрократия работает в интересах всего общества, но фактически действует также и в своих собственных интересах, будучи особой общественной группой, которая часто функционирует в союзе с другими узкими общественными группами (в России — с олигархами). Особенность бюрократии как группы состоит в том, что она обладает пучком прав по отношению к государственной и муниципальной собственности, собирает и расходует налоги, и при этом обладает мощной политической властью от имени государства. При большей демократии у бюрократии меньше возможностей для реализации своих специфических интересов, однако и здесь она стремится к принятию таких политических решений, которые ведут к раздуванию государственных расходов, т.к. на экономии общественных благ она не может получить экономические доходы в форме политической ренты. В менее демократических обществах бюрократия может намного шире использовать для своего благосостояния государственную и муниципальную собственность, бюджет и власть. Например, в России бюрократия обогащается через управление государственной и муниципальной собственностью, за счет коррупции в ходе предоставления госзаказа, использования государственной власти для контроля над бизнесом. Людвиг фон Мизес (1881–1973), один из основателей современного либерализма писал о случаях господства бюрократии над обществом, что все это результат «системы правления, которая ограничивает свободу индивида самостоятельно вести свои дела и возлагает все больше и больше обязанностей на государство. Обвинять следует не бюрократию, а политическую систему»[3]. Итак, власть бюрократии над обществом (административная власть) отражает ее политическую власть, в результате чего она может собирать с общества политическую (административную) ренту.

Исследования экономистов о роли бюрократии являются частью теории общественного выбора (см. 4.2 учебника «Макроэкономика»). Она порождена широко распространившимся стремлением экономистов приложить экономические методы исследования к остальным сферам, что получило название «экономического империализма». Теория общественного выбора строится на применении методов экономической теории в политологии, т.е. претендует на роль теоретического фундамента политической экономии. Она базируется на трех предпосылках:

• индивидуализме, т.е. в политике индивиды преследуют собственные интересы (как индивиды в хозяйственной жизни);
• рационализме, что означает, что и в политике индивиды действуют как homo oeconomicus, т.е. экономически рационально, сравнивая собственные предельные выгоды и предельные издержки;
• политике как обмене, прежде всего политической поддержки в обмен на общественные блага.

Поэтому политика в демократическом обществе рассматривается теорией общественного выбора как рынок, на котором индивиды, партии, группы преследуют свои собственные цели при совершении обменов, где существует конкуренция (за власть, общественные блага), есть группы с особыми интересами (для их реализации они активно используют лоббизм, т.е. официально разрешенные способы воздействия на представителей власти). Сторонники теории общественного выбора (она создана экономистами институционального и либерального направлений) не отрицают необходимости государственного вмешательства в экономику, но исходят из того, что оно должно сводится к защите (через принуждение на основе закона) справедливых политических «правил игры» для того, чтобы государство могло обеспечить коллективное принятие решений на основе взаимодействия всех членов общества. Джеймс Бьюкенен (р.1919, лауреат Нобелевской премии), один из основателей теории общественного выбора, писал, что «элементы насилия, характерные для государственной деятельности, казалось бы, трудно совместить с концепцией свободного обмена между людьми. Однако можно задать вопрос: ради чего осуществляется это насилие? Почему люди вынуждены терпеть принуждение, ставшее неотъемлемой частью коллективных действий? Ответ прост. Индивиды согласятся подчиниться принуждению со стороны государства только в том случае, если конечные результаты политического «обмена» соответствуют их интересам. Но при отсутствии какой-либо модели свободного обмена любые методы госу­дарственного насилия вступят в противоречие с индивидуальными ценностями, на которых основан либеральный общественный строй»[4].

Взаимосвязь хозяйственной и социальной сферы
Воздействие социальной сферы на экономическую осуществляется постоянно и в значительных масштабах. Это относится прежде всего к такой части хозяйственного кругооборота, как перераспределение доходов, а также к производству части общественных благ и предоставлению социальной защиты (см. гл.7 учебника «Макроэкономика»). Одновременно экономика оказывает большое обратное воздействие на социальную сферу, например, на размеры и темпы роста национального дохода, который перераспределяется. Поэтому часто используют сочетание «социально-экономический» (анализ, развитие, политика, программа, модель и т.д.), отражающее сильное переплетение этих двух сфер.

В основе перераспределения доходов, производства общественных благ и осуществ­ления социальной защиты лежит принцип социальной справедливости, который можно сформулировать примерно так — общество должно заботиться о своих наиболее уязвимых индивидах (бедных, старых, больных и инвалидах, детях, подростках и учащейся молодежи, безработных, матерях-одиночках и др.), а также обеспечивать всем индивидам равный доступ к общественным благам. Вероятно, этот принцип имеет биологическое происхождение, идущее у высших видов живых существ от стремления к сохранению вида. Поэтому он присущ нам от рождения.

Для обеспечения такого аспекта принципа социальной справедливости, как забота о наиболее уязвимых индивидах, общество регулирует распределение и особенно перераспределение частных благ, фактически корректируя в пользу уязвимых индивидов рыночный принцип распределения благ на основе собственности на экономические ресурсы. В разработанной английским философом и юристом Иеремией Бентамом (1748–1832) философии утилитаризма рекомендуется, чтобы общество добивалось наибольшего счастья для наибольшего числа индивидов (утилитарный подход к справедливому распределению благ). Еще дальше пошел американский философ Джон Роулс (Ролз,1921–2002): в своей книге «Теория справедливости» (1972) он обосновал идею, что социально справедливой является максимизация полезности прежде всего наименее обеспеченных индивидов, т.е. общественное благосостояние повышается только тогда, когда повышается благосостояние наименее обеспеченного индивида, что является своего рода страховкой для всех остальных членов общества, если они впадут в бедность (т.н. роулсианский подход к справедливому распределению благ). Еще более радикальным является эгалитарный подход, когда та или иная социальная субсидия (например, пособие на детей) предоставляется всем домохозяйствам независимо от размера их доходов.

Всем этим подходам противостоит рыночный подход к справедливому распределению благ, развитый прежде всего такими представителями неолиберального направления, как Мизес и Хайек. Согласно их взглядам, социальная справедливость в распределении благ должна устанавливаться только рынком, т.е. вообще отрицается принцип социальной справедливости в распределении и перераспределении доходов. Так, согласно Хайеку, справедливость является одной из основ человеческой морали и права, но распространять ее на экономическую сферу будет ошибкой: справедливыми или несправедливыми могут быть правила конкуренции и другие «правила игры», но не ее результаты. Однако Мизес более осторожен: «поведение, способствующее сохранению общественного сотрудничества, является справедливым, поведение, наносящее ущерб сохранению общества — несправедливым… Общественная польза — единственный критерий справедливости»[5].

На практике рыночный подход к справедливому распределению благ почти не используется, а наиболее распространены роулсианский и отчасти эгалитарный подходы. Поэтому для борьбы с бедностью и достижения приемлемого уровня удовлетворения первичных потребностей применяют социальные трансферты (дотации наиболее бедным, пособия по безработице и т.д.), финансируемые с помощью поступающих в государственный бюджет налогов. Причем в большинстве стран мира используют пропорциональное налогообложение индивидуальных доходов, т.е. для состоятельных индивидов ставки подоходного налога выше, чем для бедных (в ряде стран, например, в Индии, их вообще освобождают от этого налога), что одновременно является средством снижения неравенства, хотя это уменьшает тягу многих владельцев экономических ресурсов к их максимальному использованию.

Касаясь современной России, отметим, что в ней не используется пропорциональная шкала индивидуального налогообложения, что негативно сказывается на показателях социального расслоения (оно является самым высоким в Европе), но положительно на доходах состоятельной части общества. В результате в российском обществе, с его традиционно сильной ориентацией на социальную справедливость, распространено ощущение социальной несправедливости («несправедливого неравенства»). Оно базируется на неприятии того, что основная часть российских олигархов получили свой доход скорее в результате ускоренной приватизации, чем в силу своих предпринимательских способностей, а богатство бюрократической верхушки — это следствие использования ею власти в своих интересах.

Связь экономики и культуры
Термин «культура» многозначен. В частности, культуру можно определять как цивилизацию и как систему норм поведения, ценностей и верований. Однако при цивилизационном подходе мы столкнемся с массой спорных и меняющихся взглядов на воздействие культуры на экономику. Например, еще пятьдесят лет назад превалировал взгляд, что китайская цивилизация с ее традиционной системой власти-собственности неблагоприятна для рыночной экономики, тогда как сегодня эта точка зрения пересмотрена. Вероятно, на базе цивилизационного подхода к экономике можно лишь сделать осторожное предположение, что древность цивилизации, длительное существование в ее рамках устойчивых государств помогает развитию их экономики и в современных условиях, хотя и это небесспорно, о чем говорят примеры Египта и Эфиопии.

Более результативен «нормоповеденческий» подход к воздействию культуры на экономику. В соответствии с концепцией стихийного (спонтанного) порядка Хайека, эволюция человечества основывается на групповом отборе, в ходе которого одни группы людей (сообщества, народы, страны) конкурируют с другими на основе своих способностей приспосабливаться к меняющимся условиям. Правила, которые превращаются в ходе этой эволюции в традиционные нормы поведения (традиции), становятся способом приспособления к меняющимся условиям и вытекающим из этих условий эффектам, которые трудно осознать наперед (т.е. способом приспособления к неопределенности). По мнению Хайека, это прежде всего правила частной собственности и правила, касающиеся семьи. Что касается остальных традиций, то можно спорить, благоприятны ли для экономического развития нормы поведения, стимулирующие индивидуализм (как, например, в американской культуре), или более благоприятны нормы поведения, ставящие коллективное мнение выше индивидуального (как в японской и китайской культуре).

Однако бесспорно, что есть абсолютно позитивные для экономики нормы поведения, например, честность. Как писал Маршалл, «даже самые что ни на есть чистые хозяйственные отношения в жизни предполагают честность и правдивость, а многие из этих отношений предполагают если не наличие благородства, то по крайней мере отсутствие подлости, присутствие чувства гордости, которое свойственно каждому честному человеку, расплачивающемуся по своим обязательствам. К тому же бо́льшая часть работы, посредством которой люди зарабатывают на жизнь, сама по себе доставляет удовольствие…»[6].

Достаточно репрезентативным отражением уровня честности в той или иной стране является уровень коррупции ее чиновников. Индекс восприятия коррупции (Corruption Perception Index, составляется международной неправительственной организации Transparency International) отражает восприятие предпринимателями и экспертами уровня коррумпированности государственного аппарата, оценивая его по шкале от 10 (коррупция практически отсутствует) до 0 (очень высокий уровень коррупции). По результатам 2011г. наименее коррумпированными странами были Новая Зеландия (9,5 баллов), Дания, Норвегия, Финляндия, Швеция и Сингапур (у всех не менее 9 баллов). Из постсоветских стран наименее коррумпированной оказалась Эстония (6,4 баллов), а наиболее коррумпированы Туркмения и Узбекистан (по 1,6 балла). У России также невысокий балл (2,4), схожий с Белоруссией (2,4) и Украиной(2,3), но ниже всех остальных стран БРИКС, у которых этот балл колебался от 3,1 (Индия) до 4,1 (ЮАР). Причем данный индекс демонстрирует высокую корреляцию между уровнем развития страны и уровнем коррупции: если в КНР индекс восприятия коррупции составляет 3,6, то на Тайване — 6,1, а в Гонконге — 8,4 балла.

Индекс восприятия коррупции дополняется индексом взяткодательства (Bribe Payers Index,Bribery Index той же Transparency International), который классифицирует почти три десятка ведущих страны мира согласно вероятности дачи взяток их компаниями при ведении бизнеса в других странах по опросам местных экспертов, и поэтому свидетельствует не столько о коррупции в странах ведения зарубежного бизнеса, сколько о распространении коррупционной практики в странах происхождения этих компаний. По итогам 2011г. наименее склонны давать взятки за рубежом компании из Нидерландов и Швейцарии (по 8,8 балла), наиболее — компании Китая (6,5) и России (6,1). Судя по этому индексу, уровень коррупции опять же снижается по мере повышения уровня экономического развития страны. Однако достижение высокого уровня экономического развития невозможно без обуздания коррупции, хотя бы постепенного.

Нечестность поведения рыночных агентов называется в экономической теории оппортунистическим поведением. Этот термин означает стремление нечестного или просто недобросовестного экономического агента выполнять свои обязательства по минимуму или даже не выполнять их (если санкции за это не предусмотрены), т.е. это поведение участника экономических отношений, направленное на одностороннее получение преимуществ за счет остальных участников этих отношений. Одним из проявлений оппортунистического поведения является эффект безбилетника, который возникает при потреблении общественных благ — безбилетник сознательно уклоняется от платы за социальные блага, но потребляет их. Примером может быть уклонение налогоплательщиков от уплаты налогов.

Оппортунистическое поведение является наруше­нием существующего во всех культурах «золотого правила» морали: поступайте по отношению к другим так, как вы хотели бы, чтобы другие поступали по отношению к вам (не делайте другим того, чего не хотите себе).

Как пишет Амартия Сен, «экономическая теория, такая, какой она сложилась, могла бы быть более продуктивной, если бы обращала более пристальное внимание на этические соображения, которые формируют поведение и суждение человека»[7]. По его мнению, можно рассматривать рациональность поведения экономических агентов исключительно как максимизацию собственной выгоды, но возможен и другой подход — рассматривать собственный интерес как главное, но не единственное, что руководит людьми в их хозяйственной жизни.

Развивая этот подход, немецкий экономист Петер Козловски (р.1952) обращается к несовершенствам рынка. Он выдвигает идею, что в рыночной экономике вследствие этих несовершенств необходимо не только вмешательство государства, но и хозяйственная этика, т.е. неформальные нормы поведения экономических агентов как способ смягчения асимметрии информации у продавцов и покупателей, минимизации выгод монопольного характера, сокращения транзакционных издержек. Более того, «учет этических, психологических и общественно-культурных аспектов, выходящих за пределы минимизации издержек и максимизации прибыли, является не только этическим, но и стимулирующим эффективность, поскольку они улучшают атмосферу предприятия и готовность сотрудников к работе и, таким образом, в конечном счете повышают прибыль»[8].

Нормы поведения, в свою очередь, базируются на ценностях. В основном они едины во всем мире, поэтому их и называют базовыми, общечеловеческими ценностями. Однако в разных культурах и странах разным ценностям может придаваться разный вес. Так, по данным «Европейского социального исследования» (это программа, в которой с 2006г. участвует и Россия), различия между Россией и Европой по базовым ценностям можно свести к следующему. Для жителя России безопасность и самоутверждение важнее, чем для европейца, но менее важны такие ценности, как самостоятельность, новизна и риск, забота о людях и природе.

Экономика и психология
Современная экономическая теория допускает, что экономические агенты не абсолютно, а ограниченно рациональны. Их рациональность ограничена или дополнена прежде всего психикой. Именно психика отклоняет поведение экономических агентов от экономической рациональности, как указывал еще Кейнс. Один из персонажей Ф.М.Достоевского заявлял: «Ведь я, например, совершенно естественно хочу жить для того, чтоб удовлетворять всей моей способности жить, а не для того, чтоб удовлетворить одной только моей рассудочной способности, то есть какой-нибудь одной двадцатой доли всей моей способности жить. Что знает рассудок? Рассудок знает только то, что успел узнать, а натура человеческая действует вся целиком, всем, что в ней есть, сознательно и бессознательно…»[9].

Воздействие психики на поведение экономических агентов рассматривается поведенческой экономикой (поведенческой теорией). Одни из разработчиков этой теории — американские экономисты Джордж Акерлоф (р.1940, лауреат Нобелевской премии) и Роберт Шиллер (р.1946), выделяют следующие пять наиболее частых проявлений иррациональности в поведении экономических агентов, связанных преимущественно с психологией (отчасти — социологией):

• доверие (принимая серьезные инвестиционные решения, человек верит в рациональность своих ожиданий, хотя это не всегда так, потому что «инвестировать, основываясь на подлинном долгосрочном расчете, в наши дни настолько трудно, что едва ли осуществимо»[10]);
• представление о справедливости (соображения справедливости часто возобладают над экономическими мотивами, как, например, в случае с размерами заработной платы — в России в прошлом десятилетии она росла быстрее роста производительности труда);
• злоупотребления и недобросовестность (некоторые экономические агенты склонны к подобному поведению, что снижает в целом уровень рациональности в экономике, как, например, в слабо борющейся со взятками России, где дающий взятку предприниматель часто ведет свои дела успешнее, чем его честный и рациональный конкурент);
• денежная иллюзия (например, инфляция и дефляция сбивают с толку экономических агентов, которые в своих денежных расчетах не всегда делают на это поправку, особенно если ежегодное изменение цен невелико);
• восприимчивость к историям (наше представление о действительности во многом состоит из нарративов, т.е. цельных цепочек событий из нашей жизни и жизни окружающих, которые и являются основой нашего познания действительности, а не цифры и факты текущей действительности)[11].

Поведенческая теория имеет как ответвление поведенческую теорию финансов. Последняя стоит на том, что периоды бума в экономике, особенно в финансах, обусловлены чрезмерным оптимизмом (эйфорией) в поведении инвесторов, которые после ощутимого экономического роста в стране готовы проецировать его и на будущее, все менее критически относясь к рискам и неопределенности. Это вызывает рост кредитования все менее надежных инвестиционных проектов, что повышает возможность невозврата кредитов (как, например, в случае с ипотечным бумом в США в прошлом десятилетии). В конечном счете реальность прорывается через эйфорию и вызывает финансовый кризис. Таким образом, психология поведения экономических агентов (психология рынка) оказывается главной причиной нестабильности финансовых рынков.
Подобное «поведенческое» объяснение финансовых кризисов лежит в основе гипотезы финансовой нестабильности Мински американского экономиста Хайнема Мински (1919 — 1996), а переход финансового рынка от эйфории к краху потому, что многие его участники брали кредиты в расчете на дальнейший рост стоимости своих финансовых активов и когда этот рост прекратился, то они вынуждены для уплаты долга продавать свои активы по любой цене, стали называть «моментом Мински».

---

[1] Цит. по: Норт, Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики: пер. с англ. М., 1997. С.72-73.

[2] Цит.по: Беккер, Гэри С. Человеческое поведение: экономический подход: пер.с англ. М., 2003. С.376-377, 380.

[3] Цит.по: Мизес, Людвиг фон. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность: пер. с анг. М., 1993. С.15.

[4] Цит.по: Бьюкенен, Джеймс М. Сочинения: пер. с англ. Серия «Нобелевские лауреаты по экономике». Т.1. М., 1997. С.23.

[5] Цит. по: Мизес, Людвиг фон. Теория и история: пер. с англ. М., 2001. С.47.

[6] Цит. по: Маршалл, А. Принципы экономической науки: пер. с англ.: в 3 т. М., 1993. Т. 1. С.79.

[7] Цит. по: Сен, А. Об этике и экономике: пер. с англ. М., 1996. С.25.

[8] Цит.по: Козловски, П. Принципы этической экономии: пер. с нам. М., 1999.С.224.

[9] Цит.по: Достоевский Ф.М. Записки из подполья. Собр. соч. в пятнадцати томах. Т.4. Ленинград, 1989. С.471.

[10 ]Цит. по: Кейнс, Дж.М. Общая теория….. С.164.

[11] Подробнее см.: Акерлоф Дж., Шиллер Р. Spiritus Animalis, или как человеческая психология управляет экономикой и почему это важно для мирового капитализма. М., 2010. С. 28-29.