Политическая экономия внутренних вооруженных конфликтов: обзор теоретических объяснений их возникновения (часть II)

Д.П.Елагин, преподаватель МГИМО

1990-е и 2010-е гг. стали периодом всплеска вооруженной активности в менее развитых странах мира. Изменения, происходящие в международной системе, стали толчком к развитию отдельного направления исследований в современной политэкономической науке и экономике развития – политэкономии вооруженных конфликтов. Цель автора – на основе методов кластеризации и критического анализа исследовательской литературы показать эволюцию объяснений возникновения вооруженных конфликтов в экономических и политэкономических исследованиях. В результате проведенного анализа выделены основные группы теорий, появившиеся за несколько десятилетий исследований вооруженных конфликтов в политэкономической науке. Показано, что каждая следующая группа вносила определенные дополнения и уточнения в представления об основных причинах вооруженных конфликтов. Теории микрооснований группового действия сместили анализ на микроуровень и акцентировали внимание на мотивациях решений индивидов об участии в конфликтах. Им удалось дать ответ на вопросы о мотивах и факторах мобилизации участников конфликта и роли этноконфессиональных групп в этом процессе. Подходы, опирающиеся на эконометрический анализ, подтвердили, что экономические мотивации являются значимым фактором начала конфликтов, а также то, что важным условием начала конфликта является устойчивость повстанческого движения с финансовой и военной точек зрения. В последние годы значительное развитие получили также критические теории и микроэкономические исследования вооруженных конфликтов, поставившие под сомнение некоторые представления о причинах конфликтов, а также значительно дополнившие поле исследований эмпирическим материалом. В обсуждении результатов автором отмечены некоторые проблемные поля, требующие дополнительного внимания со стороны исследователей.

Ключевые слова: вооруженный конфликт, политическая экономия вооруженных конфликтов, причины вооруженных конфликтов, внутренние вооруженные конфликты, гражданские войны

Denis Elagin. POLITICAL ECONOMY OF VIOLENT CONFLICT: A REVIEW OF THEORETICAL EXPLANATIONS OF CONFLICT ONSET (PART II)

1990s and 2010s saw an increase in the number of violent conflicts in less developed countries. The changes the world system underwent ushered in the development of violent conflict research in political economy and development economics – political economy of violent conflict. Relying on clusterization of relevant literature and its critical analysis, this article aims to show the evolution of explanations of conflict onset in economic and political economy research. This allowed to distinguish several streams of theories that emerged over several decades of extensive research. The author shows that each next group of theories contributed to complementing and refining existing explanations for violent conflict onset. Theories of microfoundations of group conflict shifted focus to the micro level and paid increased attention to individual motivations of a decision to rebel and take part in violent conflict. They helped uncover the factors and incentives for conflict mobilization and role of ethnic and confessional groups in this process. The econometric approaches confirmed that economic motivations are important to a decision to rebel and are statistically significant in explaining conflict onset, while also showing that the conditions of financial and military feasibility of a rebel organization should be fulfilled for a violent conflict to begin. A more recent phenomenon is the development of critical theories and microeconomic research that puts into question some viewpoints on the causes of violent conflict and broadens violent conflict research with additional empirical data. In discussion the author mentions some areas of research that call for increased attention.

Key words: violent conflict, political economy of violent conflict, causes of violent conflict, intrastate conflict, civil war

1. Введение

В статье рассматриваются основные политэкономические теории, объясняющие возникновение внутренних вооруженных конфликтов. Внимание исследователей в сфере экономики развития и политэкономии к данному вопросу связано с тенденцией к росту количества очагов вооруженного насилия на фоне увеличения количества суверенных государств в мировой системе[1], многие из которых не обладали устойчивыми институциональными структурами и вследствие этого характеризовались высоким конфликтогенным потенциалом. Это происходило на фоне процессов деколонизации в африканском и азиатском регионах, а позднее в результате распада СССР и Югославии. Более подробно исторический контекст развития направления исследований рассматривался автором в части I статьи.

Цель данного исследования заключается в отражении эволюции объяснений возникновений внутренних вооруженных конфликтов в политэкономических исследованиях. Для достижения этой цели автор проводит критический анализ исследовательской литературы. Публикации исследователей-экономистов и политэкономистов разделены автором на несколько кластеров, в соответствии с теми теоретическими позициями, которые представляют исследователи.

Автор выделяет несколько групп подходов к объяснению возникновения и причин внутренних вооруженных конфликтов. Во второй части статьи рассматриваются группы теорий, опирающиеся на эконометрический анализ и рассматривающие конфликт как независимую переменную, на которую воздействуют некоторые зависимые переменные, либо увеличивающие, либо снижающие вероятность его возникновения. Также во второй части автором анализируются группы теорий, для которых характерен микроэкономический подход и  акцент на анализ мотиваций индивидов к участию в вооруженном конфликте, а также критические теории.

Мы отмечаем определенную эволюцию в развитии объяснений возникновения вооруженных конфликтов в экономических и политэкономических исследованиях. Хотя значительная часть предложенных исследователями моделей (даже современных) основывается на распространенном в экономической теории допущении о рациональности экономических агентов, за последние 10-20 лет появились критические теории, которые отказываются от этого допущения[2], предполагая ограниченную рациональность агентов или воздействие других факторов, вынуждающих их принимать неоптимальные решения. Однако многие идеи, получившие развитие в теоретических подходах, отталкивающихся от предпосылки о рациональности решений экономических агентов, остаются актуальными и лежат в основе подходов содействия международному развитию постконфликтным и «неустойчивым» (fragile) государствам со стороны ведущих международных организаций и государств-доноров[3]. Развитие микроэкономического направления исследований в XXI в. позволило существенно расширить эмпирическую базу исследований вооруженных конфликтов и картину их возможных причин.

Часть II статьи состоит из нескольких разделов. В разделе 2 приведены основные положения теоретических подходов к анализу причин возникновения вооруженных конфликтов. Они, а также объяснения, приводимые в соответствующих исследовательских работах, рассмотрены в отдельных подпараграфах раздела. В разделе 3 отражены основные результаты проведенного исследования. В 4-ом разделе дается авторский комментарий развитию направления исследований и отмечаются перспективные направления исследований. Заключение суммирует результаты исследования.

2. Исследование

2.1.1. Теории микрооснований группового действия

Группа теорий микрооснований группового действия, в отличие от теорий, описанный в части I статьи, в поиске причин начала внутренних вооруженных конфликтов обращает внимание на то, как формируются, объединяются и мобилизуются потенциальные повстанческие группы. Если теория соперничества за ресурсы может объяснить, по поводу чего возникает конфликт, а теории асимметрии информации и неполных контрактов – что может заставить экономических агентов принять решение в пользу участия в конфликте, то теории микрооснований группового действия рассматривают индивидуальные мотивации участия в вооруженном насилии.

Данный пункт статьи разделен автором на несколько частей, в которых дается краткое описание основных проблем, над которыми работали исследователи в рамках данного направления.

Проблема индивидуального выбора в пользу участия в гражданской войне

В основном теоретические исследования исходят из допущения о рациональности выбора экономических агентов в пользу участия во внутреннем вооруженном конфликте. Как было показано рассмотренными автором ранее теориями, вооруженные конфликты наиболее вероятны в странах с невысоким уровнем экономического развития и общественного благосостояния, которое может также дополняться воздействием негативных экономических шоков. При прочих равных это означает, что издержки упущенных возможностей для потенциальных участников конфликта невелики. Большая часть существующих моделей акцентирует внимание именно на этом, указывая, что мотивациями для индивида могут выступать возможность приобретения выгод в ходе конфликта, например, в результате получения «заработной платы», грабежа, ожиданий получения больших выгод в будущем или же возможности защитить собственное имущество и активы (Grossman, 1999). Важную роль в формировании таких мотиваций может иметь экономическое неравенство в случае, если победа в конфликте позволит перераспределить ресурсы и увеличить уровень благосостояния (в результате сокращения неравенства и роста медианного располагаемого дохода) (Fearon, 2007).

В то же время исследования политэкономических эффектов аграрных революций в 60-70-е гг. ХХ в. указывают, что фактором мобилизации участия в конфликте становится не неравенство как таковое, а, скорее, недовольство тем, как формирующееся в результате аграрных реформ неравенство нарушает работу традиционных неформальных институтов (Gurr, 1971; Paige, 1975; Petersen, 2001). Хотя бедность, неравенство и неоправданные ожидания экономических агентов конечно, играют важную роль в формировании конфлкиктогенной обстановки, сами причины участия индивидов в конфликте лучше описать как «недовольство» (grievances). Это не опровергает наличия у индивидов материалистических мотиваций, а помещает их в контекст более широких социальных механизмов, которые дополняются другими мотивациями, например, желания отомстить или добиться восстановления справедливости. Их можно описать как клубные общественные блага (club goods), которые будут предоставлены только участникам конфликта в случае победы в нем. Важным условием мобилизации и начала конфликта, как указывает Б. Уолтер (Walter, 2004), является отсутствие или исчерпание ненасильственных средств разрешения противоречий, что может быть связано с характером местных институтов и другими контекстуальными особенностями.

Двумя другими формами, точнее, стратегиями, мобилизации, по мнению исследователей, являются сочетание материальных и нематериальных мотиваций для участия в конфликте, а также принудительное рекрутирование.

Первый случай является иллюстрацией проблемы «принципал-агент». Мотивации участия в конфликте зависят от степени контроля, которой обладает над участниками конфликта лидер повстанческого движения. Чем больше дистанция (социальная или географическая) между лидером и рекрутируемыми, тем большую роль будут играть материальные мотивации из-за невозможности контроля и отбора участников движения. Соответственно, тем выше будет материальное вознаграждение рекрутируемых (Gates, 2002).

Второй случай предполагает, скорее, обратный подход к рекрутированию. В случаях, когда общая социальная или экономическая база для формирования движения отсутствует, оно проводится с помощью угроз и принуждения (Mkandawire, 2002). Некоторые исследователи указывает на то, что это может быть ответом на экономическую и финансовую слабость группы, которая не может предложить своим потенциальным сторонникам какие-либо заметные выгоды. Также это объясняет привлечение в ряды группировок несовершеннолетних, которых можно отнести к наиболее уязвимым категориям населения (соответственно, неспособным дать отпор и избежать рекрутирования) (Beber and Blattman, 2010).

Формирование групп-участниц конфликта

Экономические теории, объясняющие формирование вооруженных группировок, исходят из допущения, что групповое действие обычно оказывается более эффективным, чем индивидуальное, особенно в ситуациях, когда речь идет о потреблении или доступе к общественным или клубным благам. Соответственно, существующие модели предполагают, что для решения таких проблем индивидам будет выгоднее формировать группы. Стабильность этих групп зависит от того, насколько эффективны внутригрупповые инструменты решения проблемы распределения выгод, например, через механизмы защиты и спецификации прав собственности. Размер группы зависит от того, насколько эффективно она управляет межгрупповыми и внутригрупповыми конфликтами (Bloch et al., 2006; Garfinkel, 2004).

Как правило, эти теории рассматривают вооруженные группировки как некоторый унифицированный и агрегированный объект исследования, не принимая во внимание, что внутри этих группировок может наблюдаться определенное разделение (как, например, и в политических партиях). Однако и отказ от этого допущения позволяет применять положения теории рационального выбора. В условиях асимметрии информации полевым командирам и местным лидерам может быть выгодно сообщать недостоверную информацию о состоянии подконтрольных им подразделений, чтобы затягивать вооруженное противостояние и получать дополнительные выгоды (в результате дополнительных военных расходов). Отдельной проблемой является вероятность формирования отколовших от основного движения группировок (splinter factions), которые могут продолжать вооруженную борьбу даже в случае, если основная группа согласилась ее прекратить. Мы не рассматриваем этот вопрос подробно, однако в исследовательской литературе есть работы, которые на основе теоретико-игровых моделей объясняют принятие подобных решений (Stedman, 1997; Ray, 2007; Acemoglu et al., 2012).

Роль этнических и конфессиональных групп в вооруженных конфликтах

Исследователи отмечают, что этнические (или межконфессиональные) противоречия, вероятно, были основным источником вооруженных конфликтов (за вторую половину ХХ в. из 709 насчитывающихся в мире этнических групп[4] 100 участвовали в вооруженном противостоянии против правительства страны) (Fearon, 2006). В этой связи актуален вопрос: почему вооруженные конфликты часто принимают этноконфессиональный характер?

Разработанные исследователями теоретико-игровые модели дают ответ на этот вопрос. Модели, предполагающие примордиалистский характер этнической идентичности (предполагающие, что она является изначально заданной и не подвергается изменению), указывают, что экономические агенты предпочитают взаимодействовать с представителями той группы, к которой они принадлежат. Это происходит в результате более низких трансакционных издержек и меньшего влияния асимметрии информации (люди испытывают большее доверие к представителям «своей» группы). Представители одной этнической группы разделяют определенные экономические и политические предпочтения, которые позволяют им преодолеть проблему коллективного действия и наладить внутригрупповые механизмы сотрудничества и коммуникации, что в свою очередь позволяет им сформировать устойчивые группы для защиты своих интересов (Alesina et al., 1999; Alesina and La Ferrara, 2000; Esteban and Ray, 1999).

Экономические модели, отказывающиеся от примордиалистского подхода к формированию этнической идентичности и заданного характера недоверия и враждебности по отношению к представителям других групп, акцентируют внимание на других особенностях, которые позволяют этническим группам преодолевать проблему коллективного действия и налаживать эффективное сотрудничество. Меньшие трансакционные издержки при внутригрупповом взаимодействии могут объясняться тем, что этнические группы часто налаживают сети социальных контрактов, которые упрощают взаимодействие и делают его более предсказуемым, а также могут обладать некоторыми особыми характеристиками (identifiable characteristics), которые позволяют им исключать представителей других групп из потребления общественных и клубных благ (Caselli and Coleman, 2006; Fearon and Laitin, 1996; Miguel and Gugerty, 2005). Кроме того, А. Алесина и Э. Ла Феррара (Alesina and La Ferrara, 2000) обращают внимание, что этнические группы могут обладать сравнительными преимуществами в производстве благ (это также может объясняться более низкими трансакционными издержками[5]), что упрощает процесс мобилизации и объединения. Кроме того, объединения по этническому принципу, как правило, имеют определенную иерархию, что упрощает мобилизацию в ходе конфликта, так как неравенство способствует формированию определенного «разделения труда», когда представители более обеспеченных слоев предоставляют организации финансовый, организационный и материальный капитал (например, оружие), а менее обеспеченные слои становятся «рабочей силой» движения (Esteban and Ray, 2008).

Отличное объяснение дается Дж. Э. Арбатлы и соавторами (Arbatli et al., 2020). Они указывают, что возможным механизмом возникновения вооруженных конфликтов является не этническая поляризация или фракционализиция, а внутригрупповая гетерогенность. Внутригрупповая гетерогенность, таким образом, приводит к неустойчивости обществ и росту конфликтного потенциала вследствие высоких трансакционных издержек и недоверия, гетерогенности предпочтений по предоставлению общественных благ и государственной политики (например, перераспределения ресурсов в обществе). Невозможность достичь согласия внутри групп, соответственно, может приводить к началу вооруженного противостояния. Гипотеза авторов подтверждается регрессионным анализом, однако, вероятно, нуждается в дополнительных проверках – их позиция по данному вопросу на данной момент, скорее, противоречит мейнстриму политэкономической науки.

2.1.2. Мотивационный подход к анализу причин внутренних вооруженных конфликтов

Мотивационный подход объясняет возникновение конфликта формированием у экономических агентов мотиваций для участия в нем и делит их на два типа – «жадность» (greed) и «обида, недовольство» (grievance) (Collier and Hoeffler, 1998, 2004; Duffield, 2007; Keen, 2012). Подход в основном опирается на эконометрический анализ причин возникновения внутренних вооруженных конфликтов, что методологически отличает его от рассмотренных нами ранее.

Данный подход опирается на некоторые из предположений предыдущих теорий. В частности, на теорию конфликта как конкуренции за ресурсы (Blattman and Miguel, 2010: 22), указывая, что выгоды от участия в конфликте для экономических агентов должны быть выше издержек упущенных возможностей. Проблемой в этой связи оказывается то, что авторы в своих работах не приводят точных определений данных понятий (Humphries, 2003: 4), хотя и основывают их на предположениях, выдвинутых в рассмотренных нами ранее теоретических подходах (например, группе теорий микрооснований группового действия). Условно мы можем разделить эти две мотивации следующим образом:

• «жадность» (greed) связана с получением материальных выгод и привлекательностью участия в конфликте в результате низких альтернативных издержек (например, из-за бедности и низкого уровня благосостояния населения);
• «обиды» или «недовольство» (grievance) являются результатом маргинализированного положения группы в рамках политэкономической системы страны, например, ограничения доступа к политическим и экономическим институтам, репрессий и др., и стремления это положение изменить.

Примером «недовольства» может служить так называемое «горизонтальное неравенство» (horizontal inequality) (Humphries, 2003: 4), то есть неравенство между определенными социальными, этническими, конфессиональными, региональными или другими группами, которое может порождать недовольство сложившимся в обществе распределением ресурсов или доходов. Соответственно, мотивационный подход к объяснению причин возникновения конфликтов интегрирует и некоторые положения теорий микрооснований группового действия, указывая, что этническая напряженность и противоречия могут быть причиной возникновения «недовольства».

В принципе само допущение о восприятии определенной группой населения своего положения как более ущемленного по отношению к другой (то есть объяснение через «недовольство») достаточно традиционно для рассмотрения вооруженных конфликтов в политических и исторических науках (Sandler and Hartley, 1995). Модель, разработанная П. Кольер и А. Хоффлер, в качестве основной гипотезы предполагает, что участие во внутренних вооруженных конфликтах мотивировано преимущественно «жадностью». Повстанческое движение рассматривается как особый вид экономической и производственной деятельности, который связан с получением прибыли за счет грабежа (или других нелегальных источников доходов) (Collier and Hoeffler, 2004)[6], а основной мотивацией для участия в конфликте предполагается получение выгод или прибыли, что авторы иллюстрируют несколькими эмпирическими примерами, например, «попыткой установления контроля над ресурсами: алмазами в Анголе и Сьерра-Леоне, наркотиками в Колумбии и лесными ресурсами в Камбодже» (Collier and Hoeffler, 2000: 2).

Исследователи, работавшие в этом подходе, опирались на регрессионный анализ оценки моделей возникновения конфликтов, для которых характерен следующий вид[7]:

ONSETit=β0+β1CWi,t-1+β2yi,t-1+Xit'βK+εit (2.1)

где ONSET – индикатор начала внутреннего вооруженного конфликта в стране i в момент времени t, являющийся бинарной переменной и принимающий значение 1 в случае начала конфликта и 0 в случае его отсутствия, CW_it – индикатор того, что в стране i в момент времени t происходит вооруженный конфликт и принимающий в этих случаях значение 1; y_i,t-1 – показатель ВВП на д.н. в период t-1; X_it – вектор из K переменных, описывающих характеристики численности населения, географических особенностей территории и политического режима, а также социальные переменные (которые описывают «обиды», включая религиозную и этническую фракционализацию и др.) (Collier and Hoeffler, 2000; Fearon and Laitin, 2003).

Результаты исследований, проведенных в рамках подхода, указывают, что переменные, описывающие «зависть» или эффективность государственных институтов обладают большим объяснительным потенциалом в объяснении начала конфликта, нежели переменные, описывающие «обиды», которые не обладают устойчивой статистической значимостью (Collier and Hoeffler, 2004; Fearon and Laitin, 2003). Таким образом, экономические причины рассматриваются как более значимые для начала вооруженных конфликтов, так как они тесно связаны с финансовой и организационной жизнеспособностью повстанческого движения (в результате, например, наличия доступа к природным ресурсам, которые могут быть использованы в этих целях, и низких издержек упущенных возможностей).

В то же время исследователи по-разному интерпретируют полученные результаты. Так, П. Кольер и А. Хоффлер (Collier and Hoeffler, 2004) объясняют возникновение конфликтов низкими издержками упущенных возможностей в результате бедности и маргнизализированного положения населения, в то время как другие исследователи (Fearon and Laitin, 2003) указывают на слабость государственных институтов как фактор низких издержек упущенных возможностей начала конфликта.

Однако, как признают сами исследователи, объяснения «жадности» и «недовольства» должны рассматриваться как комплементарные (Collier and Hoeffler, 2004). Меньший объяснительный потенциал мотиваций, связанных с «недовольством», в рамках эконометрического анализа на деле может быть связан со сложностью подбора и качеством переменных, которые могли бы адекватно описать «недовольство». В этой связи отметим, что из-за этого к результатам исследований в рамках данного подхода результатам следует относиться с определенной осторожностью.

2.1.3. Подход оценки «устойчивости» повстанческого движения

Отличием подхода, оценивающего степень устойчивости или жизнеспособности (feasibility) повстанческих движений, является отказ от анализа мотиваций участников конфликта. Основная гипотеза данного направления может быть сформулирована следующим образом: «вооруженный конфликт возникнет, если повстанческое движение окажется жизнеспособным с финансовой и военной точек зрения» (Collier et al., 2009: 3). Фокус анализа в рамках подхода смещается, таким образом, с влияния экономических условий в стране на формирование «жадности» или «недовольства», на то, как они влияют на финансовую и военную устойчивость и жизнеспособность потенциального повстанческого движения. Отказ от учета мотиваций позволяет детальнее проанализировать экономические и финансовые условия, способствующие его возникновению, не акцентируя внимания на самом характере движения, которое может носить конфессиональный или этнический характер.

Двумя основными проблемами, которые анализируются в рамках данного направления, являются, соответственно, финансовая и военная устойчивость движения. В большинстве случаев создание военного движения оказывается решением затратным (с финансовой точки зрения) и опасным (с точки зрения рисков участия в нем) вне зависимости от повестки и целей движения.

Повстанческая организация нуждается в значительно большем количестве финансовых ресурсов, чем, например, политическая партия, так как структура ее расходов куда обширнее и включает как выплату «заработной платы» участникам движения, так и приобретение вооружений или предоставление общественных благ на контролируемой территории (Collier et al., 2009), что обусловливает необходимость формирования финансовой базы движения.

Кроме того, существует определенная взаимосвязь между финансовой и военной устойчивостью движения. Эффективность предоставления государством такого общественного блага, как безопасность, определяет тот уровень военной силы, при котором потенциальное движение оказывается жизнеспособным. Эффективность обеспечения безопасности в свою очередь связана и с уровнем государственных военных расходов, и с налоговой базой, то есть с возможностью для их наращивания. При более высокой эффективности государственных институтов порог финансовой устойчивости движения возрастает. Военная устойчивость движения может зависеть и от географических факторов, например, рельефа территории, который может предоставлять определенные преимущества для повстанческой организации, например, возможность создания укрытий (Collier et al., 2009).

Как было отмечено нами ранее, внутренние вооруженные конфликты являются достаточно редкими событиями (со статистической точки зрения). Хотя мотивации, которые вроде бы способствуют возникновению конфликтов весьма типичны для большого количества контекстов[8], вооруженные конфликты достаточно редки, что указывает на необходимость наличия специфических условий, в результате которых возникновение конфликтов было бы более вероятным, а повстанческие движения более «жизнеспособными». Подобные атипичные условия могут быть условно определены следующим образом (Collier and Hoeffler, 2000; Collier et al., 2009):

где R_r – доходы повстанческого движения, C_r – издержки повстанческого движения, y – уровень дохода на д.н., r – относительная военная сила повстанческого движения, g – относительная военная сила правительства, w_r – заработная плата участников повстанческого движения.

Соответственно, условия устойчивости повстанческого движения определяются превышением выгод его создания над издержками. Так как условия устойчивости движения связаны и с финансовыми, и с военными факторами, то она, с одной стороны, связана с доходами, которые оно может получить в ходе конфликта, а с другой, с обеспечением жизнеспособности организации в военном смысле. Таким образом, должен существовать определенный баланс сил, а численность движения должна соответствовать определенной доле военных сил правительства (g) (Collier and Hoeffler, 2000; Collier et al., 2009; Konrad and Skaperdas, 1998): 

r ≥ βg  (2.3.)

Издержки движения определяются трансфертами и расходами повстанческой организации. В широком смысле под ними понимаются все виды расходов движения (от предоставления общественных благ до приобретения вооружений). В узком смысле они связаны с выплатами «заработной платы» (w_r) участникам движения. Так как участие в конфликте связано для экономических агентов с отказом от других возможностей приложения собственных навыков, то «заработная плата» зависит от уровня дохода в рамках национальной экономики (y):

wr = φy  (2.4.)

На основе эконометрического анализа исследователи делают вывод, что устойчивость повстанческого движения зависит от факторов низких издержек упущенных возможностей (низкого ВВП на д.н. и уровня экономического роста), доступности ресурсов для движений (наличия запасов природных ресурсов как потенциальной финансовой базы движения), а также высокой долей молодого населения (потенциальных «трудовых ресурсов» для движения). Кроме того, устойчивость движения связана с этнорелигиозной фракционализацией населения, которая указывает на наличие высоких трансакционных издержек, которые препятствуют взаимодействию между различными группами населения и способствует формированию более сплоченных повстанческих движений. Исследователи (Collier et al., 2009) указывают, также на то, что характер рельефа территории также может быть в некоторой степени значимым, способствуя большей военной устойчивости движений (предоставляя потенциальные укрытия и пространство для создания баз движения).

В рамках подхода развивались дискуссии, связанные преимущественно с характером зависимости между вероятностью возникновения конфликтов и наличием природных ресурсов. Одним из спорных вопросов являлось, все ли виды природных ресурсов ведут к увеличению вероятности возникновения конфликтов (Ross, 2015). Хотя в некоторых ранних работах (Fearon and Laitin, 2003) указывалось, что только запасы топливных полезных ископаемых (прежде всего, нефти и газа) способствуют возникновению конфликтов, сейчас исследователи склоняются к тому, что это не так. С большей вероятностью возникновения конфликтов могут быть связаны и нетопливные ресурсы (Besley and Persson, 2011; Collier et al., 2009; Sorens, 2011) и даже «контрабандные товары», такие как наркотические вещества (которые можно условно отнести к сырьевым ресурсам) (Angrist and Kugler, 2008).

Другим предметом дискуссии исследователей был сам характер взаимозависимости между природными ресурсами и гражданскими войнами. Современные исследования указывают на то, что эта зависимость имеет форму обратной параболы (Basedau and Lay, 2009; Collier et al., 2009; Bjorvatn and Naghavi, 2011). Таким образом, крупные запасы ресурсов позволяют правительствам получать достаточно высокие доходы для поддержания безопасности на своей территории, что делает повстанческие движения нежизнеспособными (Ross, 2015). В то же время исследователи отмечают, что крупные запасы топливных ресурсов могут способствовать началу вооруженных конфликтов в результате их негативного воздействия на качество национальных институтов (Kennedy and Tiede, 2013; Ross, 2015).

На основе подхода также развивались и микроэкономические исследования, рассматривающие воздействие внешних шоков или специфических местных условий на устойчивость повстанческих движений и вероятность возникновения конфликтов. Так, была выявлена взаимосвязь между падением уровня доходов, вызванных внешними шоками (например, в результате засух или климатических катаклизмов), и увеличением вероятности возникновения конфликтов (Ciccone, 2011; Miguel et al., 2004). Отметим, что микроэкономические исследования в рамках данного направления, отталкиваются от разработанных теоретических допущений и применяют их к доступному эмпирическому материалу, не обогащая саму теоретическую основу подхода, которая в большей степени базируется на комбинации положений других, рассмотренных нами ранее групп теорий.

2.1.4. Микроэкономические теории внутренних вооруженных конфликтов

Данная группа теорий не представляет собой цельного подхода, однако ее объединяет микроэкономический подход к анализу возникновения вооруженных конфликтов, а также акцент на изучение мотиваций индивидов к участию в конфликте. В основном эти исследования опираются на данные, полученные непосредственно в зонах конфликта, и выдвигают теоретические предположения на основе их анализа (Verwimp et al., 2019).

Микроэкономические исследования рассматривают большое количество факторов, которые потенциально могут стать причиной начала вооруженного конфликта, и отказываются от традиционных объяснений, связывающих возникновение конфликта с материальными интересами или недовольством потенциальных повстанцев. Они указывают, что на деле следует говорить об одновременном существовании большого количества мотиваций и их взаимосвязанности и взаимообусловленности (Verwimp et al., 2019: 13).

В частности, исследователи обращали вниманию на проблему наличия взаимозависимости между уровнем бедности и вероятностью возникновения конфликтов. Хотя значительная часть бедных действительно живет в странах, подверженных конфликтам, микроэкономические теории указывают, что риски для бедных в таких условиях не так велики, в отличие от обеспеченных слоев населения, которые в гораздо большей степени подвержены рискам экспроприации их собственности (Bircan et al., 2017; Justino and Verwimp, 2013; Scheidel, 2017). Это косвенно свидетельствует о низких издержках упущенных возможностей и относительной толерантности беднейших слоев населения к конфликту, который, вероятно, не оказывает такого значительного воздействия на их относительный уровень благосостояния. С другой стороны, бедные в условиях конфликта, как правило, подвергаются большей прямой опасности, например, риску гибели или вынужденной миграции, потери от которых могут быть очень существенны (Ibanez and Velez, 2008). Современные микроэкономические теории ставят под вопрос и саму причинно-следственную связь между бедностью и насилием, указывая, что хотя конфликты и происходят в странах с низким уровнем дохода, это происходит, скорее, из-за несовершенства их институтов, а не потому, что бедные более склонны к насилию (Verwimp, 2005; Krueger, 2018).

Отметим, что современные микроэкономические исследования носят преимущественно эмпирический характер, а потому их теоретический вклад в объяснение причин возникновения конфликтов остается ограниченным. Хотя ими и были поставлены под сомнения некоторые положения и уточнены существующие теории, они, скорее, служат расширению доступных исследователям данных и гипотез о состоянии развития экономик в зонах конфликта (так как опираются на данные, полученные в ходе полевых исследований).

2.1.5. Критические подходы, отказывающиеся от допущения о рациональности экономических агентов

Учитывая, что большинство эконометрических моделей обладают достаточно ограниченным объяснительным потенциалом в отношении возникновения вооруженных конфликтов[9] (Blattman and Miguel, 2010: 21), существует группа критических теорий, указывающая, что рациональность экономических агентов при анализе возникновения конфликтов переоценивается.

К примеру, некоторые причины начала конфликтов могут систематически не соответствовать принципу рациональности. Экономические исследования указывают на то, что лидеры могут не вполне осознавать потенциальные издержки конфликта[10]. В то же время М. Джексон и М. Морелли (Jackson and Morelli, 2007) показывают[11], что проблемой может быть «предвзятость» лидера в том смысле, что его функция полезности начала конфликта может отличаться от функции полезности населения, что может привести к принятию неоптимального решения о начале вооруженного конфликта.

Современные исследования также указывают, что психологические факторы и персоналии лидеров движений или правительств (например, их склонность некорректно оценивать собственные шансы на победу, изменчивость предпочтений во времени и хаотичность решений) имеют важное значение в объяснении начала конфликтов и степени их интенсивности (Jones and Olken, 2009).

Отметим, однако, что, несмотря на достаточно (а, возможно, и более) реалистичные предпосылки анализа и подтверждение некоторых из выдвинутых гипотез эконометрическим анализом, исследования, критически подходящие к применению теории рационального выбора к анализу вооруженных конфликтов пока не представляют цельного подхода в политэкономических исследованиях. Это не умаляет ценности полученных ими результатов, однако затрудняет их применение ввиду необходимости сбора большого количества информации и выработки оригинальных методик и моделей анализа для подтверждения результатов.

3. Результаты исследования

Группа теорий микрооснований группового действия обращает внимание на то, как формируются, объединяются и мобилизуются потенциальные повстанческие группы и смещает анализ на микроуровень, рассматривая индивидуальные мотивации участия в вооруженном насилии. Хотя большая часть существующих моделей акцентирует внимание на том, что мотивацией участия может выступать возможность приобретения выгод в ходе конфликта, причины участия индивидов в конфликте лучше описать как «недовольство» (grievances). Это позволяет поместить индивидуальные мотивации в контекст более широких социальных механизмов, которые дополняются другими мотивациями, к примеру, желания отомстить или восстановить справедливость. Их можно описать как клубные блага, которые будут предоставлены участникам конфликта в случае победы в нем. Агенты, соответственно, объединяются в группы, так как это выгоднее - коллективное действие более эффективно, чем индивидуальное, притом складываются условия для возникновения разделения труда и специализации в рамках движения. Основой таких групповых объединений часто становится принадлежность к одной этнической или конфессиональной группе, что снижает трансакционные издержки и уровень недоверия, одновременно делая движение более устойчивым. В результате эти группировки обладают сравнительными преимуществами при производстве общественных и клубных благ, что может быть важно на этапе мобилизации движения.

Отдельно в статье рассмотрены два эконометрических подхода, которые в некоторой степени опираются на ранее описанные нами, но несколько отличаются от них в интерпретации причин конфликтов. Мотивационный подход объясняет возникновение конфликта формированием у экономических агентов мотиваций для участия - «жадности» (greed) и «недовольства» (grievance). «Жадность» связана с получением материальных выгод и привлекательностью участия в конфликте в результате низких альтернативных издержек (например, из-за бедности и низкого уровня благосостояния населения), «недовольство» же является результатом маргинализированного положения группы в рамках политэкономической системы страны. Результаты исследований, проведенных в рамках подхода, указывают, что переменные, описывающие «жадность» или эффективность государственных институтов, обладают большим объяснительным потенциалом в объяснении начала конфликта, нежели переменные, описывающие «недовольство». Отличием подхода, оценивающего степень устойчивости или жизнеспособности (feasibility) повстанческих движений, является отказ от анализа мотиваций участников конфликта. Первостепенное значение имеют жизнеспособность движения с финансовой и военной точек зрения. Условия устойчивости повстанческого движения определяются превышением выгод его создания над издержками (как в финансовом, так и в военном отношении). Исследователи делают вывод, что устойчивость повстанческого движения зависит от факторов низких издержек упущенных возможностей (низкого ВВП на д.н. и уровня экономического роста), доступности ресурсов для движений (наличия запасов природных ресурсов как потенциальной финансовой базы движения), а также высокой долей молодого населения (потенциальных «трудовых ресурсов» для движения). Кроме того, устойчивость движения связана с этнорелигиозной фракционализацией населения, которая указывает на наличие высоких трансакционных издержек, которые препятствуют взаимодействию между различными группами населения и способствуют формированию более сплоченных повстанческих движений.

В статье автором были также рассмотрены некоторые критические теории, отказывающиеся от этого допущения, указывающих, что степень рациональности экономических агентов при принятии решения об участии в конфликте переоценивается. Они указывают на то, что лидеры могут не вполне осознавать потенциальные издержки конфликта, так как их функция полезности может отличаться от функции полезности населения, что может привести к принятию решению о начале вооруженного конфликта. Кроме того, они обращают внимание, что на принятие решений о начале конфликта могут влиять психологические факторы и персоналии лидеров (например, их склонность некорректно оценивать собственные шансы на победу, изменчивость предпочтений во времени и хаотичность решений).

На протяжении двух последних десятилетий активное развитие получают и микроэкономические исследования, дополняющие теоретические работы данными, полученными в ходе полевых исследований. Так, ими были поставлены под сомнение некоторые из идей, связывающих конфликтный потенциал с уровнем бедности и выдвинуты предположения, что устойчивость и эффективность институциональной структуры в том или ином контексте играет большее значение.

4. Обсуждение результатов

На протяжении последних двух десятилетий наблюдался значительный рост исследовательского интереса к проблеме вооруженных конфликтов в рамках политэкономии (а также экономики развития и некоторых других субдисциплин экономической науки). Развитие получили как теоретические, так и прикладные исследования. Они в основном обращают внимание на низкий уровень дохода, низкие темпы экономического роста, неустойчивость национальных институтов, а также внешние шоки как наиболее значимые причины внутренних вооруженных конфликтов. Значительный интерес представляют попытки критически подойти к этим вопросам – отойти от допущения о рациональности экономических агентов, рассмотреть новые переменные, которые могут провоцировать конфликты. Значительную проблему в количественных исследованиях все еще представляет квантификация социальных и политических факторов, которые могут вызывать конфликты. По мнению автора, дополнительное внимание к этой проблеме, например, на основе использования метода инструментальных переменных, может способствовать обогащению поля исследований новыми теоретическими выводами и гипотезами.

Кроме того, многие из теоретических выводов стали основой для совершенствования мер содействия развитию менее развитых стран, многие из которых обладают высоким конфликтогенным потенциалом. В этой связи чрезвычайно важны дальнейшие микроэкономические исследования, оперирующие данными, собранными непосредственно в зонах потенциальных конфликтов. Они остаются приоритетным вопросом в политэкономии вооруженных конфликтов и обладают высокой прикладной значимостью, так как могут позволить добиться дальнейшего увеличения эффективности мер содействия развитию, позволяя учитывать при принятии решений национальный контекст и особенности развития национальных институтов.

Отдельным, еще недостаточно исследованным вопросом, остается разница между вооруженными конфликтами, переворотами или массовыми протестами. Поиск совпадений и различий в определении причин различных форм политической нестабильности остается актуальным и перспективным направлением исследований.

5. Заключение

В статье на основе критического анализа научной литературы отражена эволюция объяснений возникновений внутренних вооруженных конфликтов в политэкономических исследованиях. Автором выделены основные группы теорий, появившиеся за несколько десятилетий исследований проблемы причин вооруженных конфликтов в политэкономической науке. Показано, что каждая следующая группа вносила определенные дополнения и уточнения в представления об основных причинах вооруженных конфликтов. Теории конкуренции за ресурсы показали, что решение о начале вооруженного конфликта может быть рациональным и зависит от вероятности победы в нем, которая связана с издержками упущенных возможностей для экономических агентов-потенциальных участников. Теории асимметрии информации показали, что из-за неполноты информации, в которой принимают решения экономические агенты, важна не сама вероятность победы в конфликте, а представления агентов о ней, которые не всегда соответствуют действительности. Теории микрооснований группового действия сместили анализ на микроуровень и дали ответы на вопросы о мотивах мобилизации и роли этноконфессиональных групп в вооруженных конфликтах. Эконометрические исследования подтвердили, что экономические мотивации являются значимым фактором начала конфликтов, а также то, что важным условием начала конфликта является финансовая и военная устойчивость повстанческого движения. В последние годы значительное развитие получили критические теории и микроэкономические исследования вооруженных конфликтов, поставившие под сомнение некоторые представления о причинах конфликтов, а также значительно дополнившие поле исследований эмпирическим материалом.

Список литературы

1. Acemoglu D, Egorov G and Sonin K (2012) Dynamics and Stability of Constitutions, Coalitions, and Clubs. American Economic Review 102(4): 1446-1476.
2. Alesina A, Baqir R and Easterly W (1999) Public Goods and Ethnic Divisions. Quarterly Journal of Economics 114(4): 1243-1284.
3. Alesina A and La Ferrara E (2000) Participation in Heterogenous Communities. Quarterly Journal of Economics 115(3): 847-903.
4. Angrist JD and Kugler AD (2008) Rural Windfall or a New Resource Curse? Coca, Income, and Civil Conflict in Colombia. The Review of Economics and Statistics 90(2): 191-215.
5. Arbatli CE, Ashraf QH, Galor O et al. (2020) Diversity and Conflict. Econometrica 88(2): 727-797.
6. Basedau M and Lay J (2009) Resource Curse or Rentier Peace? The Ambiguous Effects of Oil Wealth and Oil Dependence on Violent Conflict. Journal of Peace Research 46(6): 757-776.
7. Bates RH (1986) Modernization, Ethnic Competition, and the Rationality of Politics in Contemporary Africa. In: Doro ME and Schultz NW (eds) Governing Black Africa. New York and London: Africana Publishing Company.
8. Beber B and Blattman C (2010) The Industrial Organization of Rebellion: The Logic of Forced Labor and Child Soldiering. HICN Working Papers 72.
9. Besley TJ and Persson T (2011) The Logic of Political Violence. Quarterly Journal of Economics 126(3): 1411-1445.
10. Bircan C, Bruck T and Vothknecht M (2017) Violent Conflict and Inequality. Oxford Development Studies 45(2): 125-144.
11. Bjorvatn K and Naghavi A (2011) Rent Seeking and Regime Stability in Rentier States. European Journal of Political Economy 27(4): 740-748.
12. Blattman C and Miguel E (2010) Civil War. Journal of Economic Literature 48(1): 3-57.
13. Bloch F, Sanchez-Pages S and Soubeytan R (2006) When Does Universal Peace Prevail? Secession and Group Formation in Conflict. Economics of Governance 7(1): 3-29.
14. Caselli F and Coleman WJ (2006) On the Theory of Ethnic Conflict. National Bureau of Economic Research Working Paper 12125.
15. Ciccone A (2011) Economic Shocks and Civil Conflict: A Comment. American Economic Journal: Applied Economics 3(4): 215-227.
16. Collier P and Hoeffler A (1998) On Economic Causes of Civil War. Oxford Economic Papers 50(4): 563-573.
17. Collier P and Hoeffler A (2000) Greed and Grievance in Civil War. The World Bank Policy Research Working Paper 2355.
18. Collier P and Hoeffler A (2004) Greed and Grievance in Civil War. Oxford Economic Papers 56(4): 563-595.
19. Collier P and Hoeffler A (2009) Beyond Greed and Grievance: Feasibility and Civil War. Oxford Economic Papers 61(1): 1-27.
20. Duffield M (2007) Development, Security and Unending War: Governing the World of Peoples. Cambridge: Polity Press.
21. Esteban J and Ray D (1999) Conflict and Distribution. Journal of Economic Theory 87(2): 379-415.
22. Esteban J and Ray D (2008) On the Salience of Ethnic Conflict. American Economic Review 98(5): 2185-2202.
23. Fearon JD (1995) Rationalist Explanations for War. International Organization 49(3): 379-414.
24. Fearon JD (2004) Why Do Some Civil Wars Last So Much Longer than Others? Journal of Peace Research 41(3): 275-301.
25. Fearon JD (2006) Ethnic Mobilization and Ethnic Violence. In: Weingast BR, Wittman DA (eds) The Oxford Handbook of Political Economy. Oxford and New York: Oxford University Press, pp. 852-868.
26. Fearon JD (2007) Economic Development, Insurgency, and Civil War. In: Helpman E (ed) Institutions and Economic Performance. Cambridge and London: Harvard University Press, pp. 292-328.
27. Fearon JD and Laitin DD (1996) Explaining Interethnic Cooperation. American Political Science Review 90(4): 715-735.
28. Fearon JD and Laitin DD (2003) Ethnicity, Insurgency and Civil War. American Political Science Review 97(1): 75-90.
29. Garfinkel MR (2004) On the Stability of Group Formation: Managing the Conflict Within. Conflict Management and Peace Science 21(1): 43-68.
30. Gates S (2002) Recruitment and Allegiance: The Microfoundations of Rebellion. Journal of Conflict Resolution 46(1): 111-130.
31. Grossman HI (1999) Kleptocracy and Revolutions. Oxford Economic Papers 51(2): 267-83.
32. Gurr TR (1971) Why Men Rebel. Princeton and Oxford: Princeton University Press.
33. Haavelmo T (1954) A Study in The Theory of Economic Evolution. Amsterdam: North-Holland Publishing Company.
34. Humphries M (2003) Economics and Violent Conflict. Program on Humanitarian Policy and Conflict Research Working Paper.
35. Ibanez AM and Velez CE (2008) Civil Conflict and Forced Migration: The Micro Determinants and Welfare Losses of Displacement in Colombia. World Development 36(4): 659-676.
36. Jackson MO and Morelli M (2007) Political Bias and War. American Economic Review 97(4): 1353-1373.
37. Jones BF and Olken BA (2009) Hit or Miss? The Effect of Assassinations on Institutions and War. American Economic Journal: Macroeconomics 1(2): 55-87.
38. Justino P and Verwimp P (2013) Poverty Dynamics, Violent Conflict and Convergence in Rwanda. The Review of Income and Wealth 59(1): 66-90.
39. Keen D (2012) Greed and Grievance in Civil War. International Affairs 88(4): 757-777.
40. Kennedy R and Tiede L (2013) Economic Development Assumptions and the Elusive Curse of Oil. International Studies Quarterly 57(4): 760-771.
41. Konrad KI and Skaperdas S (1998) Extortion. Economica 65(260): 461-477.
42. Krueger AB (2018) What Makes a Terrorist: Economics and the Roots of Terrorism - 10th Anniversary Edition. Princeton: Princeton University Press.
43. Miguel E and Gugerty MK (2005) Ethnic Diversity, Social Sanctions, and Public Goods in Kenya. Journal of Public Economics 89(11-12): 2325-2368.
44. Miguel E, Satyanath S and Sergenti E (2004) Economic Shocks and Civil Conflict: An Instrumental Variables Approach. Journal of Political Economy 112(4): 725-753.
45. Mkandawire T (2002) The Terrible Toll of Post-Colonial ‘Rebel Movements’ in Africa: Towards an Explanation of the Violence against the Peasantry. Journal of Modern African Studies 40(2): 181-215.
46. Paige JM (1975) Agrarian Revolution: Social Movements and Export Agriculture in the Underdeveloped World. New York: Macmillan Free Press.
47. Petersen RD (2001) Resistance and Rebellion: Lessons from Eastern Europe. Cambridge, New York and Melbourne: Cambridge University Press.
48. Ray D (2007) A Game-Theoretic Perspective on Coalition Formation. Oxford and New York: Oxford University Press.
49. Ross ML (2015) What Have We Learned About the Resource Curse? Annual Review of Political Science 18: 239-259.
50. Sandler T and Hartley K (1995) Handbook of Defense Economics: Defense in a Globalized World. Amsterdam and Oxford: Elsevier, North-Holland.
51. Scheidel W (2017) The Great Leveler: Violence and the History of Inequality from the Stone Age to the Twenty-First Century. Princeton: Princeton University Press.
52. Sorens J (2011) Mineral Production, Territory, and Ethnic Rebellion: The Role of Rebel Constituencies. Journal of Peace Research 48(5): 571-585.
53. Stedman SJ (1997) Spoiler Problems in Peace Processes. International Security 22(2): 5-53.
54. Verwimp P (2005) An Economic Profile of Peasant Perpetrators of Genocide: Micro-Level Evidence from Rwanda. Journal of Development Economics 77(2): 297-323.
55. Verwimp P, Justino P and Bruck T (2019) The Microeconomics of Violent Conflict. Journal of Development Economics 141.
56. Walter BF (2004) Does Conflict Beget Conflict? Explaining Recurring Civil War. Journal of Peace Research 41(3): 371-388.